Красное Солнышко. Генрих Эрлих

картину, я же не устаю благодарить Господа за то, что поместил он меня в центральный узел истории, сделал для меня великое – близким.

* * *

      Конечно, такое единение у нас с Димитрием не сразу сложилось. Более того, он поначалу видеть меня не хотел – что было, то было! Признаюсь честно, я в те первые дни нахождения Димитрия в Москве совсем обезумел от его пренебрежения и, презрев нашу фамильную гордость и забыв все уроки учителей своих, лез Димитрию на глаза, настойчиво добивался личной встречи и каждый раз нарывался на презрительный взгляд или унижающий меня отказ. Я чуть не слег от всего этого, но стараний своих не оставил. Наконец, Димитрий соизволил принять меня. Нелюбезно принял, не то что не обнял, но даже о здравии не спросил, стоял у стола набычившись.

      – Ну, чем я перед тобой виноват?! За что ты казнишь меня такой казнью лютою?! – не выдержав молчания, вскричал я.

      – Ты меня хотел всего лишить. В монастырь запереть на всю жизнь, – процедил сквозь зубы Димитрий.

      Слава Богу, заговорил! Лиха беда начало! Приободренный, я продолжил разговор.

      – Я ведь тебе только счастья желал. И вот где ты теперь. Ты счастлив?

      – Я этого сам добился! – воскликнул запальчиво Димитрий, пренебрегая ответом на мой вопрос. – Своей силой и волей! Не благодаря, а вопреки тебе!

      Гневается! Еще лучше!

      – Мне вдруг в голову притча пришла, – сказал я, совсем успокоенный, – жил-был мужчина в горах, увидел он раз, как лихой охотник сбил стрелой орла, а за ним налетела стая ворон и стала орла терзать, и гнездо его разорять. Пошел мужчина в горы, но лихой охотник, сделав свое черное дело, ускакал, а вороны разлетелись, лишь один орленок-несмышленыш плакал, забившись в расселину. Взял мужчина орленка, принес в свой дом, кормил его, любил и холил. Вырос орленок, вышел во двор, расправил крылья и улетел. Нашел лихого охотника и сбил его с коня, нашел стаю ворон и заклевал их, а потом вернулся на вершину горы, в родительское гнездо.

      – Это все? – спросил Димитрий после некоторого молчания.

      – Все, – честно признался я.

      – А в чем соль?

      Я уж говорил вам, что притчи мне не удаются, начинаю хорошо, а мораль вывести не могу. Пришлось пуститься в разъяснения, которые всегда длиннее притчи.

      – Во-первых, в том, что мужчина того сироту-орленка кормил, любил и холил, и защищал, – добавил я, заметив, что во взгляде Димитрия мелькнула искра понимания, – когда все от него отвернулись. Во-вторых, в том, что орленок улетел – сам улетел! Когда срок его пришел. Мужчина его к этому никак не побуждал, но и никак не препятствовал, крылья не подрезал, цепочку на ногу не нацеплял. В-третьих, в том, что орленок, побив всех врагов своих и обосновавшись в родительском гнезде, пролетая над домом мужчины, не приветствует его благодарственными криками, а срет ему на голову!

      Прости, Господи, не сдержался. Но так иногда лучше доходит.

      – Я не сирота, это ты меня от матери оторвал, – продолжал упорствовать