Красное Солнышко. Генрих Эрлих

с Димитрием. Немного и хитрил, не без того, скажу, что притомился, сядем мы с ним на лавку и тут я одарю Димитрия беседой нравоучительной.

      Все дворовые с ног сбивались, ища царя и гадая, куда это он пропадает. Тогда слух пошел, что Димитрий переодевается в платье простое и ходит по Москве, наблюдая, как народ живет и все ли в порядке. Бояре это даже в Думе своей обсуждали и пеняли Димитрию, что негоже царю Русскому так поступать. Конечно, негоже, но я так думаю, что бояре не об обычаях дедовских пеклись, боялись они, что Димитрий во время таких прогулок прознает что-нибудь о кознях их сатанинских.

      Димитрию так понравились тайные ходы в старом царском дворце, что он повелел сделать такие же и в своем новом, чтобы из опочивальни его можно было пройти и в сокровищницу, и к Москве-реке, и к конюшням. Верный своему обычаю вникать во все самолично, он и тут указывал рабочим, как все устроить. А прежде все со мной обсуждал, как же без меня, ведь я как-никак самый большой в этом деле грамотей.

* * *

      Вы только не подумайте, что я лишь старые запасы проживал. Вы вчитайтесь внимательнее в длинный перечень дел, что за столь короткий срок успел Димитрий переделать, и сразу увидите следствия моих советов. Были и другие. Взять хотя бы книгопечатанье, пусть с пятидесятилетним опозданием, но исполнил-таки я мечту свою юношескую. Я указал Димитрию на печатника Ивана Андронова, он дал ему денег и приказал издать «Апостол». С каким трепетом душевным взял я в руки готовую, еще пахнущую краской и клеем книгу и прочитал посвящение: «Издано повелением благочестия поборника, и божественных велений изрядна ревнителя, благоверного и христолюбивого, исконного Государя всея великия Руси, крестоносного царя и великого князя Димитрия Ивановича всея Руси самодержца».

      А дела милосердия?! Нет, за Ваську Шуйского я, конечно, не просил, ведь и ангельское милосердие свой предел имеет, всеблаг же один лишь Господь. Но и крови я не жаждал, положившись во всем на волю Божию. Господь все и устроил так, как устроил, видно, у Него на Ваську свои виды имелись. Но по горячим следам я все же попенял немного Димитрию за его неожиданный порыв и за помилование Шуйского. На что получил столь же неожиданный ответ.

      – Я могу двумя способами удержаться на престоле: тиранством и милостью, – сказал мне Димитрий, – отец мой испробовал тиранство, известно, чем кончилось. Я же хочу испытать милость и верно исполнить обет, данный мною Богу: не проливать крови.

      Услышав слова несправедливые об Иване, я было взвился, вспомнив о царе Борисе, хотел указать Димитрию на вредоносность иных самых лучших обетов, но в конце концов сдержался. Я всегда за милосердие и часто просил Димитрия сменить гнев на милость. Просил, к примеру, за Годуновых, они люди смирные и к делам управления приспособленные. И за иных земских, вся вина которых состояла только в том, что они соблюдали верность присяге.

      Не оставлял я забот своих и о просвещении народном, в первую очередь, о просвещении самого Димитрия. Ведь образование его из-за многолетнего пребывания в монастырях было хоть