Я играл в футбол с пеленок. Книга о Владимире Казаченке. Сборник

и полетела. В аэропорту взяла такси. Сколько мы больниц объехали! Водитель такой хороший попался. «Вы уж, – говорит, – из машины не выходите». Сам всё ходил, спрашивал. Нашли, наконец – где-то на самом краю Москвы. Больница специальная, куда спортсменов и балерин обычно привозят. Тяжелая была травма. Он был очень подавлен.

      Я родился за полгода до смерти Сталина. Хрущевскую оттепель помню по тому, как вдруг в нашем маленьком, с гулькин нос, магазинчике появилось небывалое изобилие. Заходишь – рыбы какой только нет, икра в бочках, селедки сортов шесть-семь, ветчина, колбасы немерено… Я это помню прекрасно. Мы, конечно, не могли себе ничего такого позволить. Да я и не понимал, наверное, что там – колбаса копченая или еще какая… У меня вкуса к этому не было никакого. Я любил пельмени. Когда подрос, лет чуть больше трех стало, отец не мог уже меня брать с собой, и мать чаще всего оставляла меня на соседку, тетю Марусю. Она будила, чаем поила – в общем, присматривала. Самые приятные воспоминания из детства – мать оставляла тридцать копеек на пачку пельменей. Я шел в магазин, покупал их, тетя Маруся их варила. Самый вкусный обед!

      Потом, когда мне исполнилось лет семь, мы переехали в другой дом. Тоже немцы построили. Сейчас бы сказали – коттедж или таун-хаус: с одной стороны две семьи и с другой две. Там у нас уже было две комнаты. Кухня, правда, общая и туалет во дворе. Но зато огород свой и палисадник. Грядки там развели – с картошкой, овощами. Не могу сказать, что голодали, но жили не очень здорово. Хотя мать и отец стремились, чтобы мы с сестрой получили образование и одеты и обуты были не хуже других… Поэтому и работали с утра до ночи.

      Самое главное, чему меня научили родители и за что я им благодарен, – деньги хороши тогда, когда их зарабатываешь.

      И были мы все время под присмотром взрослых. Меня, к примеру, мама даже в садик не водила. В квартире нашей проживало три семьи, соседка-пенсионерка тетя Маруся меня «пасла», доглядывала, кормила меня обедом, а вечером, когда папа с мамой возвращались с работы, им передавала. А целые дни я проводил во дворе, играя в футбол. Мне исполнилось семь лет, когда родители получили новую квартиру, и мы в нее переехали. Но ничего в моей жизни не изменилось, благо новое жилье было неподалеку, и я продолжал постоянно прибегать в родной двор, на Стахановцев. Два футбольных поля было в нашем распоряжении! Одно возле школы. Туда частенько по вечерам приходили взрослые мужики и тоже мяч гоняли. Иногда – с ребятами-старшеклассниками. Другое поле – в моем дворе. Так что было где развернуться. Особой честью считалось приглашение сыграть со взрослыми. Подрос немного – начали звать. Ужасно, помню, возгордился тогда. Недавно спросил у друга Славки Силаева, он хорошо помнит: за что, мол, брали? Тот улыбнулся: «Тебя брали, потому что ты не хныкал».

      Но чаще, конечно, в детстве играл во дворе. Двор – это «мои университеты», это на всю жизнь. Со многими из ребят из нашего двора дружба сохранилась на всю жизнь. Один из таких ребят как раз Слава Силаев, он старше меня на семь лет, он был мне и старшим товарищем, и в какой-то степени учителем.

      За школой