Кровавая Роза. Николас Имс

Зимнюю Королеву; его приятель-северянин зычно хохотнул, а нармерийский купец охнул и пальцем вывел над сердцем кружок – знак Летнего Короля.

      Многие обсуждали завтрашние бои в «Яре» – кто будет выступать, а главное, с кем будут сражаться. По слухам, «Сказ» предоставил право выбрать противника местным загонщикам, у которых в запасе вроде бы имелось что-то особенное.

      Но по большей части говорили о воинстве чудовищ, собравшемся к северу от Крагмура. Его уже прозвали Лютой ордой, и у каждого бойца и селянина имелось собственное мнение о ее намерениях.

      – Они хотят отомстить, – заявил наемник с полным ртом какой-то черной смолы. – Ясно же. Шесть лет назад в Кастии им надрали задницы, вот они и не могут успокоиться. Летом опять туда полезут, попомните мои слова.

      – Нет, в Кастию они больше не сунутся, – сказала женщина с вытатуированным на лице огромным белым пауком. – Во-первых, далеко, да и город хорошо защищен. А вот Ардбургу несдобровать. Местным правителям самое время собирать войска и точить топоры.

      – А этот Бронтайд… – вмешался Люфейн, капитан летучего корабля, устраивавший богачам обзорные полеты над Заиндевелым кряжем. – Поговаривают, что он на нас злобу затаил.

      – На нас? – удивилась женщина с пауком.

      – Ну, на всех. На людей. – Капитан одним глотком допил вино и сунул пустой стакан проходившей мимо Тэм. – Бронтайд утверждает, что монстры – это мы. Пару лет назад он устроил набег на приграничные селения и сровнял с землей все арены.

      Наемник ухмыльнулся, обнажив залепленные черной смолой зубы:

      – Великан называет нас монстрами? Ну-ну. Да и вообще, что нам за дело до его слов? Послезавтра все банды на севере выступают в Крагмур, где покроют себя неувядаемой славой. Так что к весне от Лютой орды останутся только кости, втоптанные в грязь, – заявил он, – и барды всю жизнь будут слагать об этом песни.

      Тэм двинулась дальше, обходя сцену. Барабанщик уже ушел с помоста, и сейчас на табурете сидел Эдвик с лютней на коленях. Он подмигнул Тэм и начал играть «Балладу об осаде Полого Холма», встреченную восторженными криками. Посетители трактира обожали песни о битвах, особенно такие, в которых горстке героев приходилось преодолевать натиск бесчисленного множества врагов.

      Тэм очень нравился голос старого барда, хрипловатый, чуть надтреснутый, но мягкий, как стоптанные кожаные сапоги. Эдвик учил ее не только играть на лютне, но и петь; поначалу он оценивал ее вокальные способности фразой: «Осторожнее, все стаканы полопаются», но потом перешел к «Ну, хоть со сцены не сгонят», а в один прекрасный день и вовсе с одобрительной улыбкой пробормотал: «Недурственно, весьма недурственно».

      Тот вечер удался. Обрадованная Тэм вернулась домой, жалея, что не может поделиться своими успехами с отцом. Тук Хашфорд не одобрял таких глупостей. Он вообще не желал, чтобы дочь пела, играла на лютне или слушала приукрашенные россказни вышедших на покой бардов. Он и в «Залог успеха» ее не пустил бы, но после смерти жены забросил все дела, и жить