Сверхпослезавтра. Леонид Бабанский

и через пятнадцать минут никакой боли. Вообще никакой, хоть время засекай. Так что, порядок. Вот сейчас найдём анальгинчик.

      Любая попытка встать вызывает у него жгучую боль.

      ОН. О, дьявол. Кто же это меня так отделал. Ну, слушай! А «Слушай» – это кто? А-а. «Слушай» – это я. Слушай, не может быть! Не за что! Я никому ничего не должен. Может быть, сам упал? А что? На лестнице свалился и загремел. Точно. У меня ещё был тяжёлый чемодан. Чёрный такой, пластмассовый. Большой. А в нём рукописи. Да, в нём были мои рукописи. Да ещё по нескольку экземпляров. Боже мой! Вспомнил! Я же драматург! Ты смотри! Слушай, куда я ехал с этим чемоданом? Чёрт его знает. Наверное, на семинар. Куда же ещё, больше некуда. Провалились бы они, эти семинары. Столько раз зарекался. Ничего там нет хорошего, болтовня одна. И сейчас зря поехал. Не надо было. Нет, уговорили! Кто-то уговорил. Сам бы ни за что не поехал. А теперь без меня семинар идёт. Пьют без меня и болтают без меня. Это хорошо. Значит, искать будут. Они везде найдут, если захотят. Свои люди, не бросят. Ох, как неудобно. Не встать, не встретить. Да где же я? Да что же это такое? Откуда эта боль? Ничего не понимаю.

      Слушай. Я же, наверное, за границей! Конечно! К своим на семинар я бы ни за что не поехал! А тут, видно, пригласили, вот и потащился. И по приезде с кем-то вступил в конфликт, вот в чём дело. Наши бы так не поступили. А эти принесли и бросили. Свиньи. Да я и сам хорош. Мастер конфликта. Хлебом не корми – дай сотворить конфликт с личным участием. Кого-то не того, видно, я из себя изобразил. Местные жители не так поняли. Типа – приняли за ревизора. Слушай, маэстро, хорошая работа. Результат превзошёл все ожидания. Почему-то не удалось договориться. А раньше всегда договаривался. Старею. Либо помешал языковой барьер. Куда же это занесло меня, Господи? Вроде, улица шумит. Очень высоко, похоже. Может, этаж двадцатый. Англия, что ли? Да, скорее всего. Лондон. Конечно – самая театральная страна. И народ театральный. Всё на трибунах дерутся. Это они меня. Крепко же я их из себя вывел! Большая получилась творческая удача. Однако, может, хватит на себя огонь вызывать? Что-то слишком бурные аплодисменты. Но как бы к телефону подобраться?

      (Шевелится) Нет, никак. Только спина ещё хуже заболела. Уж лучше бы голова. Когда голова болит, ещё можно терпеть. А это прямо невыносимо. Не доползти. Значит, ещё придётся полежать. Как-то притерпеться. Слушай, я оказывается, в костюме! Неужели был пьян? Раз в костюме – вполне возможно. Куда это меня носило? И где я был, в самом деле? Никак не вспомнить. Вот стыд. Даже руку в карман не засунуть. Хотя, похоже, не за чем. Там, видно, ни денег, ни документов. И что это я так? На радостях, что ли, что за границу вырвался? Или просто спину надорвал этим самым чемоданом? Вполне возможно – голова-то почти не болит! Лучше бы болела. Но надо же – спина. Ни с того, ни с сего. Может, я в автоаварию попал? Кто меня вёз, тот и притащил сюда, вместо больницы. Тогда плохо. Значит, надо вставать, хочешь, не хочешь. Хоть бы ноги немного подтянуть (кричит от боли). Чёрт бы её побрал, спину. Или поясницу. Будь она проклята. Первый раз в жизни заболела, и сразу так сильно. Да что я – не мужик, что ли? Встать надо, и всё! Надо