НИКТО, НЕКТО и ВСЁ. Забавный черновик. Игорь Кочкин

Оно рядом.

      Он пристально наблюдал за Слепым: что же это за фрукт такой здесь объявился? Или, на самом деле, слепой, подумал он, или – тупой. После чего он склонился к версии смешанной, что Слепой – это тупой придурок. Или, наоборот – придурочный тупица (что звучало, по его представлению, более привлекательно, а, может, и правильнее). И сама эта замудрённая придумка ему очень понравилась. И как-то особенно согрела.

      Почему согрела? И причём здесь тепло?

      Гордыня и тщеславие в холоде и неуюте чахнут. А могут, вообще, дать дуба, склеить ласты, откинуть копыта, короче – сыграть в ящик.

      Копия Леннона, неспеша – с издевательской ухмылкой на битловском лице! – подошла к Слепому.

      Слепой, продолжая смотреть в никуда, хотел было монотонно произнести: «Ты -Леннон?». Но сказал – к собственному (и «ленноновскому» – тоже) удивлению! – другое:

      – Ты – поляк?

      – Поляк… – Точная копия одного из битлов вдруг стала меньше похожей на точную копию одного из битлов, поскольку от внезапного вопроса Слепого её (его) перекосило.

      Теперь она, копия, обескураженно-ошалело рассматривала Слепого поверх своих стёкол с диоптриями: что же это за шизоидная непонятка образовалась перед ним?..

      «ЛЕГКО ЖИТЬ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ, НЕ ПОНИМАЯ, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ». Джон Леннон.

      – Как узнал? – спросила ливерпульская матрица с некоторой растерянностью в голосе, которую не удалось скрыть. И ей стало досадно за эту растерянность, за такой нелепый промах.

      – Я жил в Польше, – ответил Слепой. – Прибыл, можно сказать, прямиком из заграниц, и сразу на бал.

      Слово «из заграниц» прозвучало – будто нарочно! – с насмешкой. Копия Леннона насторожилась: что это опять за хихоньки, да хаханьки? что это за издевательские фортеля?

      – Курица – не птица, Польша – не заграница? – В голосе битловской матрицы уже не было растерянности, в голосе был металл.

      – Заграница… – ответил Слепой безучастно. – Еще какая заграница – самая заграничная из всех заграниц, вместе взятых!

      – И что? Не приглянулась Польша? Не по вкусу пришлась?

      – Почему?.. – Пауза. – Приглянулась… – Пауза. – Но больше приглянулись польки.

      Слово «польки» прозвучало без иронии. Точную копию Леннона ещё больше переклинило:

      – Польки? Причём здесь польки? – И опять в голосе – предательская растерянность.

      – Они ничем не отличаются от наших девчонок.

      – От славянок?

      – Ну, да, таких, как Маруся Огонёк (Пола Ракса) из «Cztery танкиста i pies»…

      (Фильм «Четыре танкиста и собака», снятый в 1966—1970 годах, пользовался грандиозным успехом, как в Польше, так и в других странах советского блока.)

      Образовалась пауза. Обоюдная.

      Слепой продолжал смотреть в никуда.

      Копия Леннона продолжала смотреть на Слепого, взвешивая все «за» и «против» их короткого диалога: этот, живший в Польше, в которой