Сны Севастопольской девчонки. Татьяна Титова

нечего, как нечего и пить.

      Снарядов – «ноль» и мины на исходе.

      Эскадру ждут – «Она уже спешит,

      Четырнадцать идут. Они уж на походе».

      Но только здесь не Крит и не Дюнкерк

      Не близкая душой Одесса-мама.

      «А если не достанет мест на всех,

      Тогда уйдем мы в горы к партизанам».

      Держались ночь, держались еще день.

      Потом по новой – день и ночь еще держались.

      За каждую воронку, камень, каждый пень,

      Они за честь страны своей сражались.

      Но тщетно все… Нет у причала кораблей.

      Прорыв на Балаклаву в крови захлебнулся.

      Стрелялись комиссары в нишах галерей…

      Творился ад. Бог почему то отвернулся…

      Тот редкий случай, когда не было измен.

      Готов был каждый к бою, и ко смерти.

      Пугал бойцов один лишь только плен

      Поэтому и дрались словно черти.

      Ножи, дубины и саперные лопатки

      В ход все пошло что было под рукой

      Зубами в горло. Злой, звериной хваткой

      Приморская вела последний страшный бой

      Нет сил держаться за мирскую твердь?

      Сломался стержень иль разум помутился

      Два выбора осталось: плен и смерть

      А тут уже на что ты сам сгодился.

      И прыгали с обрыва в море, в камни.

      С отчаяньем помянув святых

      И верили они что гениальный Сталин

      Впоследствии за смерть их отомстит.

      Безумству храбрых пели громко песни

      Ведь если есть соломинка – держись

      По-всякому – жизнь смерти интересней

      Хотя и сложная все ж штука – жизнь.

      Но раз ты жив – еще на что-то годен

      Судьба потом определит – на что и как

      Сумеешь пользу принести народу

      Ну а пока… пусть торжествует враг.

      Их выгоняли где прикладом где штыками.

      Сгоняли в кучи, превратив людей в стада.

      Кто был бессилен тут же добивали.

      Что жизнь плененных? Пыль и ерунда.

      Отдельно комиссаров и евреев,

      Их далеко нет смысла отводить —

      Ближайшие окопы и траншеи

      Чтоб было беспроблемней хоронить…

      Их повели. Нестройною колонной по четыре.

      Растянутый на много километров строй

      Обочины дорог стали могилой

      Давая обессилившим и умершим покой

      Голодные, безумные от жажды

      Казалось сломлен, раздавлен и разбит

      Прав Фридрих Прусский был сказав однажды

      «Убивши русского попробуй повалить…»

      Вели их долго. Пить давали.

      У стадиона даже что-то дали съесть

      Затем границы строя подровняли

      И разрешили на часок присесть

      Потом подняли, снова их погнали

      По пыльным улицам с развалами домов

      Где год назад и про войну не знали

      Фашистов не воспринимая за врагов…

      На постаменте из-под адмирала,

      Великий Ленин с указующим перстом

      Смотрел