Лебединая Дорога. Мария Семёнова

сказал, не поднимая головы:

      – Принеси в жертву меня.

      У Хельги почти всё лицо было скрыто повязкой – никто не видел, что оно выражало. Хельги ответил, помолчав:

      – Ты, верно, слыхал про Ауна конунга и про то, как он одного за другим жертвовал сыновей, чтобы прожить ещё несколько зим… Ты хочешь, чтобы твоего отца назвали подобным ему?

      Видга промолчал. Одеяло на груди отца медленно приподнималось и опускалось. Это движение завораживало, притягивало взгляд, заставляло гадать – сбудется или не сбудется следующий вздох…

      За этого вождя любой из его людей сам продел бы голову в петлю и смеясь подставил бы сердце копью… Но тут-то заморыш Скегги подобрался к своей Ас-стейнн-ки и тихонечко потянул её за руку:

      – А как лечат у вас в Гардарики?

      Он прошептал это слишком громко. Все обернулись.

      – Ты что сказал? – спросил Хельги грозно.

      У Скегги от ужаса отнялся язык. И пришлось Звениславке отвечать за него:

      – Он спросил, как лечат у нас на Руси…

      Хельги встрепенулся:

      – Как?

      Теперь уже не у Скегги – у самой Звениславки съёжился в груди холодный комок! Но послушная память сразу закружила перед нею водоворот лиц – быстрее, быстрее… – и выплыло любимое. Лицо страшное, разрубленное хазарской саблей через лоб и скулу… и глаза, остекленевшие от муки. И высокая седая старуха, которую никто не помнил молодой и которую назвали Помощницей Смерти ещё когда Звениславкин отец, рыжеусый Малк Военежич, босоногим мальчишкой свистел в глиняные свистульки… Помощница Смерти поглядывала на солнце, и тёмные, бездонные глаза не моргали. И крест-накрест плыл над распластанным парнем ярко сверкавший топор…

      Звениславка собралась с духом и пролепетала:

      – У нас велят сотворить крест топором…

      – Ну так и сотвори, – сказал Хельги нетерпеливо.

      Однако Олав кормщик запустил в бороду пальцы:

      – Расскажи сперва, для чего крест!

      Его, Олава, отец, по имени Сигват Ветер, когда-то попал в плен в стране франков, молившихся распятому богу. По счастью, Сигват сумел от них убежать, но крест остался при нём – багровой отметиной на лбу…

      Пришлось объяснить:

      – Это знак Даждьбога… всё ведь от солнца… к кому же ещё о здоровье, если не к нему.

      О Даждьбоге Можжевельник слыхал не больше, чем Звениславка – о Христе. Он спросил по-прежнему недоверчиво:

      – А услышит тебя твой… как ты его назвала? Гардарики неблизко.

      Звениславка ответила радостно:

      – Одно солнце на свете!

      Хельги толкнул в спину племянника:

      – Принеси-ка мой топор.

      Видга, вздрогнув, сорвался с места… Хельги обнажил секиру, нашёл на лезвии зазубрину.

      – Крепкие рёбра были у Рунольва Скальда… Твори своё колдовство. Это даст тебе удачу.

      Гладкая сталь блестела на солнце, лившемся в распахнутый дымогон… Звениславка взяла тяжеленный топор и едва удержала его в руках. И снова накатил