Два сына одного отца. Марина Болдова

какого он не испытывал и в принципе не мог испытать в жизни. Он чувствовал себя преступником на допросе, лихорадочно соображавшим, что можно говорить, а что нет.

      – Вы что, боитесь?

      Он боится! Не она, один на один с незваным гостем, а он, обстрелянный и простреленный местами майор.

      – Это как?

      Галина неопределенно пожала плечами. Ее поздний посетитель, как ей показалось, был явно не в себе. «Я еще пока могу ввести в шоковое состояние», – невесело подумала она. После смерти мужа интерес ко второй половине человечества резко пропал, и она думала, что навсегда.

      – Не хочу показаться невежливой, но, может быть, вы перестанете на меня так неприлично пялиться и скажете наконец, зачем я вам понадобилась и кто вы вообще такой?

      – Я пялюсь? Вот что, дамочка, у вас какая-то мания величия, что ли, не знаю. А я из прокуратуры, майор Беркутов, и пришел, точнее, приехал из города, чтобы сообщить вам о том, что случилось с вашей дочерью, а вы тут! – Беркутов вдруг прикусил язык, вспомнив предупреждение Марины быть аккуратней в словах. «Кретин!» – успел подумать он. Все, что произошло дальше, потом вспоминал, восстанавливая в памяти поминутно. Лицо Галины, до этого такое живое, в одно мгновение превратилось в застывшую маску неопределенного цвета. Перед Беркутовым неподвижно сидела немолодая женщина со смертельной тоской в глазах. Не ужас, а какая-то покорность услышать самое страшное, готовность принять любые плохие вести, не заплакать, не показать слабость – вот что было в ее напряженной позе. Вдруг она встала и отвернулась от Беркутова.

      Такую прямую, вытянутую в струнку спину Беркутов видел только один раз в жизни. Он вспомнил свой поход на балет в шестом классе. Они с матерью и сестрой сидели в первом ряду, и он никак не мог понять, что такого хорошего в этих танцах «на носочках». Стук пробок в пуантах балерин почти заглушал музыку, и Егор, вместо того чтобы следить за действием, смотрел только на балетные туфельки, издающие этот звук. Когда он поднял глаза, перед ним оказалась такая же, как сейчас у Галины, прямая и неподвижная спина. Танцовщица застыла, вытянув руки вверх, и показалась Егору неживой. На миг ему стало страшно. Но уже в следующее мгновение балерина закружилась на одной ноге, как бы захлестывая себя взмахом другой. Егор как завороженный смотрел на «ожившую статую» и позже вместе со всеми искренне аплодировал и кричал «браво». Потом мама объяснила ему, что это движение называется «фуэте», от французского слова fouette – хлестать…

      Неожиданно Беркутову захотелось дотронуться до этой неподвижной спины. Он уже встал со своего места, когда Галина вдруг повернулась к нему лицом. «Ого, как мы умеем владеть собой», – подумал Беркутов с легкой завистью. Сам он «возвращался» в себя после потрясений медленно и не так красиво.

      – Теперь говорите, пожалуйста. – Галина предостерегающе вытянула вперед руку, словно останавливая приближение Беркутова.

      – Так ничего страшного не произошло, чтобы так пугаться. Марина в больнице, но жива и почти здорова. Был взрыв в подземке, но я успел, то есть она