Два сына одного отца. Марина Болдова

уверен, что действовал маньяк. Дело даже не в аккуратно поставленных туфельках, а в том, что этот зверь, похоже, совершал какой-то мистический акт, сжигая тела. Во всех его действиях наблюдалась некая показуха, будто он хотел, чтоб все знали – он это делает с определенной мыслью. И еще было понятно, что на стройке этот человек не посторонний. Преступник выбирал такие места, которые были не видны ни из сторожки, ни из вагончиков, в которых ночевали строители. Значит, нужно проверять всех, от разнорабочих до руководства. На это нужно время. А его нет. Потому что этот упырь может найти очередную жертву и сделать свое дело. «Черт, я ж хотел предупредить эту девчушку, Марину», – притормозил он. Это ее мамаша сбила его с толку. Об убитых девушках и о Марине он в тот момент не вспомнил. Чувство облегчения, что поездка закончилась, и досада, что ему даже не сказали спасибо, вытеснили все другие мысли. «Ладно, ее еще пару дней подержат в больнице, там безопасно, да и потом она вряд ли сразу начнет выходить из дома. А завтра я зайду к ней, надеюсь, мамаша не поедет на дачу, пока дочь болеет», – решил он.

      Беркутов подходил к подъезду, когда какой-то темный комок подкатился прямо к его ботинкам.

      – Фунт, зараза! Чтоб тебя! Ты почему не дома в столь поздний час? Через форточку не смог залезть? – Беркутов бросил взгляд на кухонное окно и удивился: форточка была закрыта.

      Их с Елизаветой Маркеловной квартира была на первом этаже, решеток не было, оконные рамы полностью не открывались уже много лет, намертво скрепленные многими слоями краски и оконной замазки, но узкая форточка была распахнута всегда.

      Беркутов подхватил кота под толстое пузо и перекинул через плечо. Фунт вцепился когтями в куртку. Беркутов нашарил в кармане ключ. Одной рукой придерживая животное, другой вставил ключ в замочную скважину. Запах, доносившийся из квартиры, насторожил его.

      – Баба Лиза, чем это у нас воняет? Ты зачем форточку-то закрыла? – крикнул он вглубь квартиры, заходя в прихожую. Там горел свет. Котяра, до этого мгновения мирно сидевший на плече Беркутова, зашипел и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, спрыгнул на пол и выбежал вон обратно на площадку.

      – Баба Лиза, где ты? – Беркутов, прижав носовой платок к лицу, продвигался в сторону кухни по узкому коридорчику. Он уже понял, что пахнет газом и что с соседкой что-то случилось.

      На кухонном полу лежала Елизавета Маркеловна. У Беркутова заслезились глаза. Первым делом он быстро перекрыл подачу газа и рывком распахнул окно. На пол посыпались хлопья старой краски, куски ваты и крошки высохшего пластилина. Вдохнув свежего воздуха, он наклонился над женщиной: пульса не было. Глаза были закрыты, и можно было подумать, что его соседка просто прилегла отдохнуть, если бы не красная лужица вокруг головы.

      «Черт, да что же это такое!» – Беркутов по мобильному набрал номер «Скорой», затем позвонил в отделение. Открыв окна во всей квартире, вышел на улицу.

      Не прошло и пяти минут, как во двор въехал милицейский уазик.

      – Привет, Беркут! Что у тебя стряслось? – начальник райотдела Кузьмин, кряхтя,