Три метра над небом. Я тебя хочу. Федерико Моччиа

ли от пива, то ли от ее настойчивых вопросов у меня закружилась голова. А может, это от любви, которую мне никак не забыть. Я уже ничего не понимаю. Слышу только барабанную дробь мотора и характерный звук турбины перед заходом на посадку. А-а! У меня идея, я знаю, как спастись от этого допроса…

      – Смотрите, огни посадочной полосы. Мы, похоже, не успеем приземлиться, – говорю я со смехом, снова чувствуя себя хозяином положения.

      – О Боже, правда, вот они…

      Она в ужасе прилипает к иллюминатору: смотрит на самолет и крылья: они почти касаются земли и неуверенно дрожат. Легким движением старой пантеры она хватает на лету мою правую руку. Снова смотрит в иллюминатор. В следующий миг она вжимается затылком в подголовник и изо всех сил упирается ступнями в пол, будто хочет сама затормозить ногами. В мою руку вонзаются ее ногти.

      Мягкий рывок, самолет касается земли. Турбины сразу же начинают вращаться в противоположном направлении, громадная стальная масса дрожит всеми своими креслами, кресло моей соседки – не исключение. Та держится до конца. Крепко зажмурившись, она вцепилась в мою руку и дрожит.

      Командир корабля объявляет, что мы приземлились в римском аэропорту Фьюмичино.

      – Температура за бортом…

      В задних рядах сделали скромную попытку поаплодировать, но сразу затихли: этот обычай постепенно уходит в прошлое.

      – Ну вот, все прошло нормально.

      Синьора облегченно вздыхает:

      – Слава Богу!

      – Может быть, еще увидимся.

      – Да, мне было очень приятно поговорить с тобой. А все, что ты мне рассказывал, – это правда?

      – Это такая же правда, как и то, что вы чуть не оторвали мне руку.

      Я показываю ей правую руку и следы от ногтей.

      – Ой, простите меня.

      – Да ничего.

      – Покажите-ка.

      – Да нет, серьезно, ничего страшного.

      В салоне один за другим начинают звонить мобильники. Пассажиры улыбаются и принимают умиротворенный вид, как это обычно бывает после посадки. Многие открывают верхние полки и вынимают пакеты с подарками из Америки: более или менее бесполезными вещами; потом выстраиваются в проходе, надеясь выйти побыстрее. После стольких часов неподвижности, когда, сидя в своих креслах, ничего не остается, как подводить итоги прожитых лет, можно снова вернуться к суетливой жизни, когда некогда думать, когда принимаются неправильные решения, – вернуться к последнему рывку перед финишем.

      – До свидания.

      – Спасибо, удачного дня.

      Более или менее симпатичные стюардессы выстроились у выхода из самолета. Ева с профессиональной улыбкой прощается с пассажирами.

      – Спасибо за пиво.

      – Это моя работа, – она улыбается мне более естественной улыбкой. А может, мне так кажется.

      – Если у тебя будут проблемы… – Я протягиваю ей карточку.

      Она смотрит на нее в нерешительности: там мой римский телефон.

      – Эта карточка – мой экзамен на курсах по графике.

      – Хорошо сдал?

      – Все остались