Опознай живого. Сергей Абрамов

следить за своей внешностью.

      – А это ее муж, наверно?

      – Вероятно. Я с ним незнакома.

      Мужчина с иссиня-черной бородой с проседью, примерно моего роста и моего возраста, даже не посмотрел в мою сторону.

      – Чем он занимается?

      – Оценщик в комиссионном магазине на Арбате.

      – Интеллектуальная профессия.

      – Зато выгодная. Может поставить твой пиджак за полсотни, положить под прилавок и позвонить своему знакомому, падкому на импортные шмотки. А тот еще подкинет ему четвертной.

      – В криминалистике это имеет определенное название.

      – Имеет.

      – Что-то меня не тянет к такому знакомству.

      – Для твоей профессии полезны любые знакомства.

      Я ставлю чемоданы на освободившуюся скамейку и не собираюсь вставать.

      – Пусть все пройдут. Да и Тимчука пока нет.

      – А я тут, – возвещает обладатель запорожских усов в украинской расшитой рубашке. В руках у него бутылка пива и два бумажных стаканчика. Третий с мороженым.

      – Этот, должно быть, для меня, – смеется Галка и целует Тима в его пушистые усы. – Какой богатырь! Прямо из Гоголя. Был Остап, стал Тарас. Ты что вчера про меня Сашке наговорил?

      Я объясняю:

      – Это она о нашей прогулке в прошлое. О пиршестве воспоминаний.

      – Пиршество воспоминаний, – назидательно говорит Галка, – хорошо в трех случаях: для мемуариста, для юбиляра и в праздник, когда встречаются ветераны войны.

      – Для меня вчера и був праздник, – подтверждает Тимчук.

      – А для меня праздник сейчас – это отдых, Тим. От московской сутолоки, от воспоминаний и телевизора.

      Несколько минут мы оживленно болтаем. О том, о сем – ни о чем. Галка вдруг смотрит на часы и перебивает:

      – У нас еще сорок минут. Успею послать телеграмму маме. Пусть не тревожится.

      – С теплохода пошлешь.

      – Не знаю. Там все по часам расписано. А здесь ходу всего четыре минуты.

      Она убегает, оставляя нас одних, и мы вдруг убеждаемся, что говорить больше не о чем. Все переговорено. Но и в молчании обоим тепло и радостно.

      Мимо нас к табачному киоску торопливо проходит человек с иссиня-черной бородой и военной выправкой. Что-то неуловимо знакомое вдруг настораживает меня в этом облике.

      – На бороду дивишься? – спрашивает Тим.

      – Дело не в бороде.

      – А кто это?

      – Муж одной Галкиной знакомой. Некто Сахаров. А может, и не Сахаров, это она, Сахарова. Что-то цепляет глаз в нем, а что – не знаю.

      Мы смотрим ему вслед. Он покупает пачку сигарет, возвращается и, не обращая на нас никакого внимания, закуривает в двух шагах от нашей скамейки. Теперь он отчетливо виден – так сказать, крупным планом.

      – Узнал? – спрашивает Тимчук. Когда он встревожен, то говорит, не балуясь украинизмами.

      – Боюсь утверждать.

      – А я узнал.

      – Сходство часто обманывает. Слишком уж давно это было.

      – Тогда я разговаривал с ним, как с тобой, – лицом к лицу.

      – А шрам на подбородке? Его даже борода не скрывает.

      – Шрама не было. Может, потом?

      – Когда