«Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica»). Ася Пекуровская

обрывается. Запаздывающая красавица в конце концов появляется и доставляет Бродского в гостиницу, подарив ему время для знакомства с Венецией и место в сердце для любви к ней.

      Такова сага, помещенная на страницах «Набережной неисцелимых». Но есть другая сага, не попавшая на эти страницы. Конечно, хотелось бы узнать, что реально написал Бродский до того, как он был подвержен цензурному надзору. Но этого знания мы лишены, хотя надзор имел место не в России и не в Америке, а именно в «недосягаемой» Венеции. «Как такое может быть?» – спросите Вы.

      Красавица имярек по имени Мариолина Дориа де Джулиани решилась нарушить анонимность и приподняла завесу таинственности в интервью, данном Ларисе Саенко, репортеру «РИА Новостей» в Нью-Йорке.

      «Недоумком армянских кровей» Бродский назвал Мераба Мамардашвили, «с которым (признается Мариолина), клянусь вам, у меня ничего, кроме дружбы, не было. Мераб был одним из выдающихся философов советского времени, ярким собеседником, умницей, отнюдь не “недоумком”. Через Мераба я познакомилась с Александром Зиновьевым и многими другими диссидентами из тогдашней интеллектуальной элиты. И, конечно, он был грузин, а не армянин. Как не был архитектором мой муж – он был инженером и совсем не заслужил столь презрительной характеристики поэта».[92]

      Но откуда мог поступить Бродскому этот заказ?

      Оказывается, консорциум «Новая Венеция» (Consorzio Venezia Nova) имел полномочия делать рождественские заказы знаменитостям на работы, «воспевающие город: картины, скульптуры или эссе». Бродский был выбран в качестве такой знаменитости в 1987 году, когда президентом этой ассоциации был ставший потом сенатором Луиджи Дзанда. Прочитав эссе Бродского, он возмутился:

      «Он позвал Бродского и сказал: “Вы с ума сошли, это известные венецианские люди, они подадут на вас в суд”. Бродский ответил: “Я ничего не буду менять”. Дзанда парировал: “Тогда вы не получите свои 30 миллионов итальянских лир”. Бродскому позарез нужны были деньги, и в итоге он переделал книгу. Она была напечатана в последний момент. Дзанда нервничал, проект был на грани срыва. А первая рукопись “Набережной…” – с моим именем, – до сих пор хранится у него».

      Интервью закончилось рассказом о том, как Бродский терроризировал семейство Мариолины, добиваясь ее расположения. Конец был плачевным для Бродского. «Я его просто спустила с лестницы!»[93]

      Глава 6

      «Нет, не шотландской королевой»

      Когда Ранчин представлял «вторичность» поэзии Бродского[94] как свободно выбранный «стандарт», он, возможно, опирался на прецедент. Л. М. Баткин, специалист по итальянскому Возрождению и автор книги о Бродском «Тридцать третья буква» (М., 1997), однажды помечтал об авторе, который «обоснует впечатления о Ходасевиче как одном из предшественников (курсив мой. – А. П.) Бродского». Но почему оригинальному поэту надлежало стать предшественником другого поэта, тоже претендующего на оригинальность? Почему Бродскому

92

«РИА Новости». 2013 (19 дек.).

93

Ibid.

94

Ранчин, А. Op. cit.