Несвоевременный человек. Книга 1. (Хаос). Игорь Сотников

он, конечно, понял, – моё Я, самое из всех Я, вот только ему развернуться не дают, – а вот кому в частности принадлежали эти Я заявки, то дирижёр вот так стоя к ним спиной, сразу не мог определить. Так одно Я звучало достаточно решительно, и даже убедительно – оттого, наверное, что озвучивалось крепким баритональным басом, – второе Я, из-за своего дисканта, совсем не убеждало, а даже наоборот, наводило на мысль о бесперспективности заявок этого типа, ну а третье Я и вовсе было не многословно, ну а те словесные выражение, которые это Я умудрялось выговорить, наводило на весьма прискорбные мысли насчёт умственного развития этого типа.

      – Что ж, – рассудил дирижёр, – носителю баритонального баса присваиваю имя До, немногословному выразителю себя дам имя Ре, а дисканту…– тут дирижёр задумался и после небольшого размышления вынес решение насчёт третьего лица. – Пусть будет Соль. Имя Фауст ещё нужно заслужить. – Почесав подбородок, дирижёр многозначительно улыбнулся, краем своих глаз посмотрев на своё отражение в витринном окне в кафе напротив, где за одним из столиков сидела так заинтересовавшая местную мужскую компанию компания девушек.

      – Ну а их, – разглядывая сидящих за столиком девушек, дирижёр и в данном случае не смог удержаться от того, чтобы не разыграть как по нотам увиденное, где он для начала решил закрепить за каждой девушкой своё нотное имя, – соответственно их внешней тональности назовём: самую милую, Ми, самую весёлую, Ля и ту, что дух захватывает, Си. – Дирижёр от удовольствия и от предощущения невероятного удовольствия, которое доставляет ему любое прикосновение к музыке, а что уж говорить о том, когда сам становишься её автором, начал потирать руки.

      И хотя режиссёр действовал отчасти на свой страх и риск, и в некоторой степени поступил самонадеянно, – не испросивши разрешения у девушек, присвоил им имена, – всё же в его действиях был свой определённый смысл. Ведь он собрался создать лёгкую, с оттенком меланхолии любовную историю, а разве в ней могут поместиться девушки с именами, Милена Аркадьевна, Олимпиада Прокофьевна и Сирена Андреевна. Это уже ближе к пьесам Островского, где и бедность и всякая именная напыщенность не порок. Правда здесь можно было впасть и в другую крайность, окажись на месте дирижёра большой любитель вальсов. И тогда не избежать им другого рода именной тяжеловесности – баронесса Мильдебраум, графиня Альпебрум и её сиятельство Сабрахам. А от таких оглушающих в падении имён «бам», «бум» и другие «блюм», и оглохнуть не долго.

      А так они получили в имени лёгкое музыкальное звучание, и у тебя у самого сердце запело в унисон звучащему имени. А что уж говорить о самих девушках, для которых лёгкость бытия не просто природная данность, а временами и тяжёлый труд в спортзалах, и отказ в самых для себя необходимых вещах – в сладком. Да и с лёгкостью они готовы избавиться от всего тяжеловесного, что есть в них, перед тем как встать на весы оценки себя. Так что дирижёр может себя чувствовать спокойным с этой стороны