Возле Чистых прудов. Сергей Владимирович Киреев

тебя скрутило, браток,

      Ты живьем зарыл меня, слышишь?

      Да зачем, скажи, да за что?

      Кем ты стал, смотри, Боже правый,

      Даже не с кем горькую пить!

      Где он твой партнер, пень трухлявый?

      Мне наш долгий путь не забыть!

      Не забыть, как в ночь поезд мчался

      И как пол ходил ходуном,

      Как в безумном танце метался

      Одинокий лист за окном.

      Как я, дура, лезла на стенки,

      Под откос рвалась на ходу…

      Ладно, извини. Время – деньги.

      Я вон с тем, пузатым, пойду…

1992

      «Я ходил по грибы, разливал на троих…»

      Я ходил по грибы, разливал на троих,

      Был ударник по выплавке стали,

      Водку пил за вождей, я работал на них,

      А они из меня кровь сосали!

      Я окурок без фильтра ворочал во рту,

      Шуровал в эпицентре завала,

      Состоял на виду, на хорошем счету,

      Руководство меня уважало.

      А потом, когда танки пошли по Москве,

      Я броню им царапал гвоздями,

      Воздвигал баррикады, сигналил братве:

      «Ну-ка, вы, все сюда, со стволами!»

      Год прошел, и второй, вот сосед между дел

      Мне с балкона стакан переправил.

      Пьем за жизнь. Это он тогда в танке сидел,

      Это он меня на уши ставил.

      Эх, Москва, август месяц, души моей взлет!

      А теперь мы с соседом в упадке.

      Он по новой поллитру за горло берет, —

      «Эй, – кричит мне, – смотри, все в порядке!

      Те же рожи вокруг, тот же самый оскал, —

      Урки в штатском, готовые к шмону,

      Так зачем же я танк на тебя направлял,

      Так зачем ты держал оборону?»

      Вот еще один год отвалился, увял.

      Я в больнице лежу, в коридоре.

      Хворь на сердце наехала, как самосвал,

      Нет надежд, помираю от хвори!

      Нету света в окне, есть скопление туч.

      Вот сосед мне, тот самый, моргает, —

      Он здоров, он пришел ко мне праздновать пучт,

      Он мне кровь перелить предлагает.

      Хмырь в халате кирнул и засунул, смеясь,

      Под наркоз меня, как в душегубку,

      Группу крови соседа прикинул на глаз

      И в меня перелил через трубку.

      Я очнулся к утру. Группа крови не та,

      А сосед скалит зубы, как лошадь,

      «Все подохли, – кричит, – а тебе ни черта!

      А тебя им слабо укокошить!»

      Я лежу. Он кладет мне компресс на хребет,

      Пьет портвейн у меня в изголовье.

      Он давил меня танком, но он мой сосед,

      Мы свои, мы повязаны кровью!

      Он щеку и губищу в усмешке кривит,

      Он от винных паров веселится:

      «Завтра ты меня танками будешь давить,

      А потом со мной кровью делиться!»

      Кто свои, кто чужие в родимом дому,

      Мы не знаем, мы пьем, не косея.

      Кто я сам – свой? Чужой? Ни хрена не пойму!

      Эх, Расея моя, эх, Расея…

1992

      «Мир и в правду очень тесен…»

      Мир и в правду очень тесен.

      Я