Возле Чистых прудов. Сергей Владимирович Киреев

так посмотрели, сурово,

      Спор был недолог про совесть и честь, —

      Все им отдал подобру-поздорову, —

      Банков одних – аж на пальцах не счесть.

      Вот и похмелье, как водится, – словно

      Кончился космос. А дальше вразброс

      Годы твои, как дубовые бревна,

      Вниз полетят под уклон, под откос.

      Вон, посмотри, деревянный красавец-гусар

      Возле качелей бессменно стоит на посту.

      В окнах знакомые вроде звучат голоса

      Слушай, не спи! Ты своих узнавал за версту!

      Слышишь, гитара! – поют – уж не те ли,

      С кем ты расстался, кого променял

      Черт-те на что, а потом еле-еле

      Ноги унес и себя потерял.

      Снова ты шепчешь: «Прощайте, ребята!»

      Саблею машет гусар: «Да постой!

      Здесь тебя помнят и ждут, ну куда ты?

      Сгинут навек, пропадут без возврата

      Все, кто забыли дорогу домой…»

2015

      «Две дырищи в голове…»

      Две дырищи в голове —

                   возле уха, сбоку, с краю,

      Меня возят по Москве,

                   а я кровью истекаю.

      «Скорой помощи» сестра

                   лезет, бедная, из кожи —

      С часа ночи до утра

                   сдать, спихнуть меня не может.

      Эй, водила, жми напропалую,

                   сквозь метель рули назло врагу!

      Из «двадцатой» в «шестьдесят седьмую»

                   мы летим по встречной сквозь пургу!

      Мне бы только в койку, как в берлогу,

                   вон туда, где стены и уют.

      Я с носилок в дверь просунул ногу,

                   а меня по ней щипцами бьют!

      Нет ни коек, ни бинтов,

                   ни еды, ни персонала!

      Я им денег дать готов —

                   я даю, кричат, что мало!

      Пациенты на пути

                   ненароком возникают:

      «Ты подох уже почти!» —

                   и пиджак с меня снимают.

      Я опять в пути: ворота, стенка,

                   снова слезы лью, как из ведра.

      То ли это госпиталь Бурденко,

                   то ли Соколиная гора!

      Впереди приемные покои,

                   мы в гудок гудим – никто не рад.

      Мужики в халатах, оба-двое,

                   дверь плечами держат и молчат.

      На меня наполз туман,

                   я в критическую фазу

      Впал, как в море-океан,

                   пульса нету, меркнет разум.

      Я шепчу: «Привет братве!

                   Будь здорова, мать родная!»

      Меня возят по Москве,

                   а я кровью истекаю!

      И, как пес шальной с цепи,

                   в рай душа сорваться хочет.

      «Братик, милый, потерпи», —

                   медсестра, крестясь, бормочет.

      Мне ножом раскрыли рот,

                   дали курева, жувачки,

      Вот водила достает

                   самогонку из заначки.

      Дали