Анаконда, глотающая живьем. Николай Александрович Старинщиков

том числе и дети.

      В сопровождении Ирины она прошла в зал и села в кресло, блуждая взглядом по стенам.

      – Извините, ради бога, – говорила она. – Дело в том, что Непрокин собрался меня убрать с работы. Вот я и решила к вам обратиться, Георгий Михайлович, чтобы выяснить…

      Лазовский присел на диван и слушал неожиданную гостью.

      – Оснований у него никаких, как я понимаю, – продолжала Марина. – Однако хотелось бы знать, как такое возможно?

      – Его самого сократили, – заметила Ирина. – За двадцать четыре часа…

      – С предоставлением вакансии слесаря, – уточнил Георгий. – Да я и сам, надо сказать, собирался, так что для меня это не вопрос…

      Он поднялся, подошел к книжному шкафу. Взяв с полки книгу, распахнул и вынул лежащие между страниц копии документов.

      – Это хорошо, что вы пришли, – сказал он. – Допустим, это вот мне понятно, здесь говорится о намерениях Непрокина, но остальное мне недоступно. Просто египетская грамота…

      – А можно мне посмотреть? – сказала Люберцева.

      Лазовский подал ей листы.

      Марина принялась их рассматривать.

      – Что ж, понятно. До этого я еще сомневалась, думала – так себе, беспочвенные подозрения. Непрокин планирует пересадку органов. Об этом свидетельствует текст на латыни. Он пишет об этом открыто.

      – В ЦГБ вошь на аркане, а тут пересадка органов.

      Лазовский с шумом потянул в себя воздух.

      – Для этого не надо особых условий! – воскликнула Марина. – Например, торговать. Изъял, сохранил, поставил – в смысле, продал на сторону. Для этого особого ума не надо. Главное, изъять незаметно для окружающих. Изъять можно что угодно – особенно почку. Где угодно. Даже, допустим, в морге…

      – О, господи, – удивилась Ирина, – да разве ж такое возможно?

      – Без сообщников – это едва ли, – согласился Георгия.

      – Естественно, – согласилась Люберцева.

      Взгляд у нее уперся в настенные часы. Время топталось на месте.

      – Короче, наглец, – продолжала она. – А наглость – второе счастье…

      Поговорив на эту тему еще с полчаса, Люберцева вдруг спросила:

      – Может в суд на него подать? – и уставилась в пол.

      Лазовского передернуло при слове «суд». Одно дело иск. Другое – уголовное производство, до которого как до Китая, поскольку в том направлении даже конь не валялся.

      – Надо бы мне восстановиться на работе, а там видно будет, – продолжила Марина. – Как вы на это смотрите, Георгий Михайлович?

      – Вам решать, стоит ли обжаловать увольнение, – ответил Лазовский. – Я бы, допустим, не стал, потому что работать в таких условиях… С другой стороны, насколько я понимаю, вы уволились по собственному желанию. Не так ли?

      – Он меня вынудил, я не сама…

      – Вот я и думаю, есть смысл. В суде придется доказывать, так ли это было на самом деле. Такова судебная практика, так устроен закон. И все же, как бы то ни было, я готов вам помочь, Марина Аркадьевна.

      ***

      В этот