Нью-Йорк 2140. Ким Стэнли Робинсон

Врежься на десять секунд – и в кусты до конца жизни.

      – Думаешь, такое могло быть?

      – Не знаю. Я же не квант.

      – А я думала, ты из них.

      – Нет. Ну, то есть я хотел бы им быть. Вообще, я их понимаю, когда они со мной разговаривают, но сам я больше трейдер.

      – Иви и Аманда говорят другое. Они говорят, что ты только делаешь вид, что не квант, чтобы торговать, но на самом деле ты квант.

      – Хотел бы я, чтоб так было, – ответил я честно. Зачем я был таким честным, сам не понимаю. Наверное, интуитивно подразумевал, что это могло показаться ей более забавным, чем если бы я притворился квантом. А я люблю быть забавным, когда могу.

      – А скажем, ты бы мог, – продолжила она. – Стал бы это делать?

      – Что, врезаться в линию? Нет.

      – Потому что это было бы жульничеством?

      – Потому что мне это не нужно. И да. Это ведь игра, верно? А раз ты жульничаешь, значит, игрок из тебя хреновый.

      – Не такая уж и игра. Просто не без азарта.

      – И все же мозги тут нужны. Чтобы придумывать сделки, с которыми получится перехитрить других мозговитых трейдеров. Так что игра. Если бы такого не было, это было бы… ну, не знаю… анализ данных? Просто сидячая работа перед экраном?

      – Это и есть сидячая работа перед экраном.

      – Это игра. К тому же на экране ведь интересно, не находишь? Все эти разные жанры, и все одновременно движется… Лучший фильм всех времен, и каждый день в прямом эфире.

      – Видишь, ты квант!

      – Да это математика, это литература. Я как детектив.

      Она кивнула, обдумывая мои слова.

      – И что же ты тогда не расследовал тот прокол?

      – Не знаю, – ответил я. До чего же честно! – Может, расследую еще.

      – Думаю, тебе стоило бы им заняться.

      Она пошевелилась на подушке рядом со мной.

      Я это заметил и спросил немного растерянно:

      – Десерт?

      – А что у тебя есть? – спросила она.

      – Да что угодно, – ответил я. – Но вообще в баре сейчас в основном стоят разные односолодовые.

      – О, здорово, – сказала она. – Давай их все и попробуем.

* * *

      Как выяснилось, она обладала пугающе обширными знаниями дорогого односолодового виски и, подобно всем разумным ценителям, пришла к заключению, что главное не выявить лучшее, а создать максимальное различие, от глотка к глотку. Ей, как она выразилось, нравилось баловаться.

      И не только распитием спиртного. Я вышел из каюты, принеся по несколько бутылок в каждой руке, и немного неожиданно для самого себя сел рядом с ней. Она воскликнула:

      – О боже, это «Брукладди Октомор 27»! – И, наклонившись ко мне, поцеловала в губы.

      – Ты только что попробовала «Лафройг», – ответил я, стараясь перевести дыхание.

      Она рассмеялась.

      – Точно! Новая игра!

      Я усомнился, такая ли она была новая, но поиграть был рад.

      – Сильно много не пей, – посоветовала она в какой-то момент.

      – Я как птичка-колибри, –