Трущобы Петербурга. Константин Туманов

скрестил по-наполеоновски на груди руки, склонил голову и принял грустный вид.

      – Да… – проговорил он трагически. – Это правда… Я ищу невозможного! Действительно, мыслимо ли отбить честную жену от мужа? Но что же делать, без тебя у меня жизнь не в жизнь. Без тебя тоска в разлуке.

      Последние две фразы он позаимствовал из какого-то романа и с убитым видом взглянул на открытое слуховое окно чердака.

      – Прости меня! – произнес он. – Я не должен так делать, но кто может устоять против невольного движения любящего сердца? Прощай, Маша! Этот дом имеет шесть этажей, и посмотри, что станет с моим телом, когда я брошусь с этого окна! Не поминай лихом любящего тебя Иринарха…

      И он с решительным видом твердыми шагами направился к окну. Марья, побледнев, провожала его глазами. Вот он взглянул на нее в последний раз и занес ногу за окно. Марья вскрикнула и, бросившись к нему, схватила за полы пальто.

      – Что ты делаешь, глупый!

      Он опять стоял перед ней со страстно горевшими глазами.

      Не успела она опомниться, как Ланцов обхватил ее, начал осыпать горячими поцелуями ее лицо и открытую шею.

      Ланцов ушел, торжествуя свою победу. Марья, прислонившись к печной трубе и закрыв руками лицо, горько плакала. Она не устояла против этого человека и отдалась ему. Уходя, он поцеловал ее последний раз и сказал:

      – Теперь ты моя навсегда! Попробуй только попытку, хоть малую, отделаться от меня – и тогда… понимаешь?

      Он взглянул на нее такими глазами, что она невольно вздрогнула.

      – Сегодня, в четвертом часу вечера, заходи к нам, я буду один.

      И правда, в назначенное время она была у Ланцова и проводила с ним время в полном уединении.

      С этого времени она почувствовала, что не принадлежит больше мужу.

      Глава II

      Началось

      ИВАН, ПОНЯТНО, И не подозревал об измене своей жены.

      Только как ни занят он был своими делами, а все-таки не мог не заметить в ней странной перемены.

      Говоря с ним, Мария, как бы боясь направленного на нее взгляда мужа, смотрела в сторону, кроме того, она заметно побледнела и осунулась. Когда после первого своего преступления с Аанцовым она должна была лечь с мужем спать, то вдруг почувствовала сильный приступ лихорадки. Она дрожала как осиновый лист, смотря на Ивана, который снимал с ног сапоги.

      – Что с тобой, Марьюшка? – спросил он, взглянув на ее побледневшее лицо.

      – Ох! Больна я совсем… – простонала Марья, стараясь не глядеть ему в лицо. – Лихорадка меня так и треплет… Сама не знаю с чего.

      – Оно известно отчего, – сказал Иван. – Прачешная холодная, а она стоит в ней в воде чуть не по колена и в башмаках на босу ногу.

      – Знамо, простудилась, – ответила жена, кутаясь с головою в одеяло.

      – А ты бы дернула рюмочку перцовки, вот оно и лучше будет: жар появится, ну и заснешь крепче.

      – Ну, давай…

      Никогда ничего не пила Марья, но тут она положительно не могла взглянуть на него от страшного стыда.