Избушка на краю омута. Полина Луговцова

такое, черное, лохматое, и глаза красные!

      – Да брось, пугаешь меня! – взвизгнула Даша. – Ты специально, да? И так хватает на сегодня ужасов. Показалось тебе.

      – Но я правда видела. Там есть кто-то… Пойдем вместе, посмотрим?

      –И с места не сдвинусь, пока утро не наступит! – Даша опустилась на скрипучий табурет. Она уже не шевелилась, но скрип почему-то продолжался. И раздавался уже не из-под нее, а от входной двери, что была справа неподалеку.

      – Ты слышала? – спросила она нервно, когда скрип прекратился.

      – Что? – не поняла та, продолжая таращиться на печку.

      – Дверь скрипела. Будто ее кто-то открыть пытался.

      – Да ну? Может, ветер? – обезумевший взгляд Людки переметнулся к входу.

      – Нет. Она плотно закрывается. И тяжелая, – пробормотала Даша, бледнея.

      – Тогда кто? – долговязая подруга встала и шагнула вперед.

      – Посмотреть хочешь? – Даша тоже встала. Обе вздрогнули от скрипа табурета, но дверь, которую они сверлили взглядами, осталась неподвижна.

      – Мамочка, как страшно-то, – Людка сделала еще один шаг. – Мне кажется, там стоит кто-то.

      – Где? – глаза Даши были так напряжены, что заболели.

      – Там, – Людка опять вытянула длинную, как жердь, худую руку. – Там, за дверью. На крыльце.

      – С ума сошла! Ты же не можешь сквозь дверь видеть? – зашипела на нее Даша. – Нарочно пугаешь, издеваешься!

      – Я слышу, как он сопит прямо за дверью.

      – Ну, все, надоело, – Даша решительно пнула незапертую дверь, и та распахнулась настежь под заунывный вой ржавых петель. Никого. Черный проем был пуст. Но на кривых рассохшихся досках старого крыльца темнело мокрое пятно, покрываясь на глазах ледяной коркой. Обе одновременно взвизгнули и отскочили вглубь комнаты.

      – Видела? – воскликнула Люда, вцепившись в Дашину руку. – Стоял! Там кто-то стоял!

      Дверь все еще покачивалась, издавая леденящий душу скрип.

      – Почему доски мокрые? – Даша сверлила взглядом темноту, скованная ужасом. – Не мог же старик из озера выбраться! Он был мертвый, совсем мертвый, – бормотала она. – Но кто тогда?

      Ветер ворвался внутрь вместе с мелкими колючими снежинками. Но выйти на крыльцо, чтобы достать ручку и закрыть дверь, невозможно было и думать. Обе стояли, трясясь от страха и студеного воздуха, задувавшего с улицы, не смея шелохнуться.

      Колян вынырнул из забытья и почувствовал, что замерзает. Щеки и пальцы рук щипало от мороза. Было тихо. Под потолком тускло мигал фонарь, раскачиваясь от ветра. Вокруг метались снежные хлопья. Что такое, зима, что ли? Удивился. Задумался о том, где находится. С трудом вспомнил, что вместе с Павлом пришли к старику, про клад хотели разузнать. Самогон пили, пока ждали. Повернул голову, увидел спящего друга рядом. Одежду его снегом припорошило. Откуда снегу взяться в мае? Ведь май же на дворе, он вспомнил это. Посмотрел в сторону двери и оторопел. Подумал даже, что спит еще на самом деле, ведь не может наяву быть такого. Или горячка белая началась?