Прилив. Книга 1. «РУТ». Алекс Коста

закончить! Три бревна покороче и одно – такое длинное, какое только сможет срубить и дотащить.

      И пусть видит! Каждый день! Каждое утро, подкатывая к их мертвому пустому баунти, пусть видит послание всего человечества:

      Иди на хрен, Прилив!

      ***

      Набрала песок в руку. Сжала так сильно, что захрустели пальцы. Встала, пошла дальше. Дойдя до противоположной стороны бухты, где вода была спокойной, застоявшейся, в водорослях увидела маленькое тельце.

      Малыш, маленький ребенок! Спинкой вниз. Перевернулся! Животик кверху!

      Не помнила, как доплыла. Очнулась уже только, оказавшись в склизкой волосяной массе водорослей, за пару метров от малыша. Сделал резкое движение, чтобы дотянуться, но не достала.

      Давай, Рут! Ну же… быстрей!

      Сделала еще пару гребков, потянулась, обхватила тельце.

      Скользкий! Какой же он скользкий! Почему он такой скользкий?! Глаза открыты? Он жив? Или? Боже…

      Еле-еле выгребла обратно, одной рукой, другой сжимала тельце. Последние метров пять ползла по дну, кажется, ободрала ноги о кораллы.

      Пробежала, положила подальше от воды. Вот здесь! Сухое место! Кое-как отдышалась сама, вдохнула воздух в малыша. Прислонилась полуоткрытым губам.

      Холодные? Нет. Безжизненные!? Странные. Ни теплые и ни холодные.

      Дышала, что есть сил, но получалось не очень. Самой воздуха пока не хватало. Нажимала на маленькую грудку: раз-раз-два… раз-раз. Так, так, так…

      Села без сил, в прострации. Не знала, получилось что-то или нет.

      ***

      Рут, Рут! Ты как… Рут!

      Очнулась, кто-то тряс ее за плечо, услышала всхлипывания.

      У меня получилось!? Малыш, ребенок…

      Огляделась, увидела, что рядом сидит Эрик. Это он плачет.

      Узкие шорты «хаки» с зеленым плетеным ремешком, потертым, но почти, как надо, розовое поло. Тоже побитая, с разлохматившимся воротником. Как ни старался беречь, не давал стирать ни ей, ни Хелен.

      Носил эту чертово поло, как будто недавно сам купил ее в Ральф Лорене, на Пятой авеню.

      – Эрик! Он жив?

      Наклонилась над малышом. Глаза были открыты, но были очень тусклыми, без жизни. Ротик, как будто, склеен.

      Что я наделала!? – внизу резануло от страха и отчаяния.

      – Рут, твои коленки! – Эрик хотел потрогать (сама только сейчас увидела, что идет кровь) – Надо обработать, я принесу…

      – Оставь ты… – оттолкнула его, – Что с… с…

      Не смогла в слух произнести «ребенок». Третье слово, после «прилив» и «пустота», которое застревало внутри, в горле, в животе, где-то, еще ниже. Как клубок колючей проволоки, застревало, ранило, затягиваясь, не давая распутать. И она говорила себе «нет-нет, даже не произноси это».

      – С ребенком? – спросил Эрик.

      – Да… кретин! С малышом! Что с ним?

      – Рут, это же… это не…

      Неумело взял маленькое тельце, согнул вытянутые ножки, они издали неприятное механическое «кря-у-сс».

      – Хмм… заржавел, наверное. Отдадим Эндрю, он починит.

      – Починит?

      – Конечно, починит!