Тайна скорбящего ангела. Александр Шляпин

вкусными, ароматными, что этот вкус у многих хранит память все эти годы, как напоминание об удивительном времени, которое называется юность.

      Всего полгода назад Русакову исполнилось шестнадцать лет. Он учился в девятом классе советской школы, и со слов учителей был совсем не пай мальчиком, которого можно было сделать «ручным», как хомячка. В нем был тот стержень, за который во все времена женщины обожали мужчин, называя их «мой герой». Это была верность—верность не только традициям и мужскому слову, но и чувствам, которые испытывал молодой человек в эпоху своего становления.

      Закинув сумку, Русаков переоделся, и схватив со стола котлету, которые жарила мать, выскочил из дома. Свобода звала! Свобода свистела в ушах ветром приключений! Свобода звала туда где были новые друзья, новые знакомые и новые авантюры.

      – Мам, я на стадион, с пацанами в футбол играть…

      – Только не долго —до обеда, —отвечала мать.—Скоро придет отец, со службы —обедать будем.

      А Русаков, уже не слышал, что говорила мама, и хлопнув дверью, скатывался по перилам. Он бежал туда, где не было родительских глаз. Туда где целый день трещал моторчик самолета, который летал над футбольным полем, заманивая будущих авиаторов и конструкторов.

      Он и был тем предметом, который тянул Русакова из дома, вызывая в его душе интерес и любовь к небу.

      Не смотря на конец декабря – была «весна». На футбольном поле росла зеленая трава, и эти последние дни года, скорее напоминало теплые дни апреля, чем конец декабря.

      Переодетые в спортивные костюмы солдаты спортивной роты, гоняли по полю в футбол, а офицерские сынки, сбившись в стаю любителей, противостояли натиску. Со стороны это было больше похоже на хаос, чем на игру.

      Все «вакансии» в командах к приходу Русакова были уже заняты. Оставшись не у дел, Русаков, в раздумьях о смысле бытия, расположился на трибуне стадиона, складывая в голове мозаику мыслей. Его юную душу глодала и терзала странная тоска. Ему вспомнился Советский Союз и веселая компания дворовых друзей оставшихся далеко, далеко. Вспомнился лед Амура, где еще неделю назад он с друзьями, гонял в хоккей и катался на лыжах. Здесь в этой чертовой как ему казалось Германии, было все не так: не было ни городского катка, где по вечерам горели разноцветные лампочки, и играла музыка, ни хоккейной коробки, ни верных друзей которых он знал всю жизнь. Здесь надо было начинать жить заново, и заново становиться своим.

      – Ну, и что пригорюнился? Что сидим, —спросил подошедший паренек.—Кого ждем?

      – Я медитирую, – коротко, как выстрел сказал Русаков, не желая вступать в дискуссии.

      – Слышь ты, медитатор —счет какой, – спросил незнакомец, и присел рядом на лавку. Он дружелюбно протянул руку и представился:

      – Меня звать Виталий – Виталий Демидов. Я учусь в девятом «А». Видел я тебя сегодня в школе. Ты, наверное, новенький?

      – Новенький,