Премудрая царица. Историческая фантастика. Светлана Бестужева-Лада

Бог, чтобы после исповеди сегодня понесла ты. Пока государь тебя любит…

      Вот тут она была права на все сто процентов. Какое-то время Иван Васильевич потерпит, подождет долгожданного младенца, а потом… Один Бог знает, как он со мной поступит. Или смирится с тем, что поздно ему уже еще детей иметь, или прикажет отправить меня в монастырь, а себе изберет новую супругу.

      Неожиданно для себя самой я заплакала от страха. Ведь точно может отправить в какой-нибудь дальний монастырь. Вот где всласть намолюсь о грехах своих! Царь скоро пятьдесят, пора о внуках думать, а не о детях. Двое сыновей есть, что еще?

      Ирина бросилась меня утешать:

      – Не горюй, не надо. Бог милостив: царь к тебе привыкнет и никуда от себя не отпустит. Пора уже с одной женой век доживать.

      Да, по-моему тоже пора. Только читала я в предыдущей жизни, что на склоне лет Иван Васильевич возжелал взять себе жену из Англии, послов туда слал, подарки дорогие. Умная Елизавета еле-еле отбилась от такой напасти. А потом и государя не стало.

      Скорее бы лекарство было готово. Как царю полегчает, так и характер будет помягче…

      Глава шестая. Перемены.

      – Царевна Елена о болезни царевича знает? – спросила я у лекаря.

      – Царевна в обморок упала, когда услышала.

      – И что, так в нем и лежит до сих пор?

      – Н-не знаю.

      – Так узнай! И повитух к ней собери побольше. Как бы с младенчиком чего не случилось.

      Эти мои слова слышали немногие, но слышали. И когда после смерти царевича на следующее утро царевна Елена разрешилась мертвым младенцем, по дворцу пополз нехороший шепот: ведьма. Все заранее знала.

      Дворец облачился в траур по двум царевичам: наследнику и мертворожденному. На царя было страшно смотреть. Он часами сидел неподвижно, уставившись в одну точку и только шептал молитвы. Молились и все остальные.

      Сорок дней прошли, как страшный сон. И все эти сорок дней я ходила то за царем, то за царевной Еленой, жизнь которой была в серьезной опасности. И только на сороковины она открыла глаза и осмысленно поглядела вокруг.

      – Как ты, царевна? – спросила я.

      Жар спал, а ночью случился кризис: царевна вспотела так обильно, что простыни и сорочку впору было выжимать. Ее переодели в сухое, обтерли ароматическим уксусом, переменили постель.

      – Благодарю, государыня. А Ванечка…?

      – Царевича погребли сорок дней назад. Вместе с твоим мертворожденным сыном.

      – Кара господня, – прошептала царевна. – Священника зовите, исповедаться хочу. Грех на мне страшный.

      Я поднесла к ее запекшимся губам кружку с маковым отваром. Грех – это в церковь, мое дело помочь выздороветь.

      – Мы с Ванечкой задумали тебя и государя отравить. Он в Александровскую слободу за снадобьем ездил. Вот Бог и наказал.

      – А нас-то с государем травить за что? – изумилась я.

      Царевна поглядела на меня тяжелым взглядом.

      – Засиделся Иван Васильевич на троне, да еще тебя чуть ли