Семена мечты. Эрнесто Дуган

ветерок, обоняние ласкали ароматы влажной травы и распускающихся цветов, слух ублажали пения пробуждающихся птиц. Едва мы спустились с пологого склона, как Иван Остапович картинно хлопнул ладонью по лбу.

      – Вот, я склеротик, червей то на лавке, под грушей позабыл! И возвращаться не хочется, рыбалку испортим.

      – Ну, вам грех жаловаться, Иван Остапович, при восьмидесяти пяти выглядите на шестьдесят. Много ли ваших сверстников могут похвастаться этим?

      – Это норма жизни, если только организм не травить всякой гадостью. А гадость бывает входящей и исходящей. – Он хихикнул. – Как звонки.

      – Да, вот только большинству ближе выражение «живём один раз».

      – Так отставить обсуждения! У каждого есть право выбора.

      – Простите, всё не могу отучиться критиковать.

      – Учись, учись. Критика – плохая штука. Печень от неё страдает. Серьёзно. – Он посмотрел на исчезающие гвоздики звёзд. – Ты мне лучше вот что скажи, червями поделишься?

      – О чём разговор, конечно поделюсь. А вы со мной ухой.

      – Ох, и корыстная молодёжь пошла. – В свою очередь пошутил Иван Остапович.

      – Ох, уж эти забывчивые старики. – Снова наш заливистый хохот огласил пробуждающуюся округу. По дороге к пруду мы говорили о многом. Мне всё больше и больше нравился этот жизнерадостный и энергичный старик. Вот каким мне хотелось остаться в старости. Расположились мы на бережку у места прикормки. Воздух, напоен свежестью, лягушки квакают, в роще за спиной поёт серенады соловей. Над спокойной водной гладью клубилась молочная пелена.

      Перед забросом удочек договорились, кто второй выудит рыбу, тот чистит весь улов. Но, похоже, блестящие обитатели пруда объявили нам забастовку, что отнюдь не мешало разговору. В перерывах мы прикладывались к чашкам термоса. Я потягивал зелёный чай, старик какао. Заедали свежими пирогами, испечёнными стараниями бабки Галины. От казённых булок Иван Остапович отказался. Дескать, чего ты мне выпечку неживую тычешь. Хлеб, не отведавший теплоты рук людских, – хуже отравы.

      – А как же пекари? – поинтересовался я.

      – Пекари, – передразнил он, – ты видел, с какими настроениями люди работают на хлебозаводе?

      – По телеку разве.

      – Телек. – Он резко провёл ладонью по русым с проседью волосам. – Так вот, я лично видел, что твориться в пекарнях. Я бы их под трибунал отдал.

      – Мне бы ваш жизненный опыт.

      – Ты ещё побываешь на моём месте, а вот я на твоем уже нет. Скоро я буду покорять иные миры.

      – Вы верите в переселение душ?

      – А разве что ни будь, меняется, верит человек во что-то или нет? – Иван Остапович сделал очередной глоток какао, посмотрев на меня ясными, глазами мудреца, казалось невидимые лучи пронзали меня насквозь.

      – Всем интересно веришь ли ты в это или нет. Зачем спрашивают? Да для того, чтобы потом покритиковать.

      – Иван Остапович, вы меня, конечно, простите, но вы не очень похожи на военного. – Решился я сказать.

      – Что недостаточно