Дедейме. Стелла Прюдон

слезу при ясном свете дня:

      «Не беспокойся, – маме говорю я, –

      Все хорошо, родная, у меня».

      Тревожится за сына постоянно,

      Святой любви великая раба.

      По-русски «мама», по-грузински «нана»

      И по-аварски – ласково «баба».

      Девочка сделала театральную паузу, все захлопали, а Натан потребовал налить еще по рюмке водки каждому. Обняв Мину за плечо, он спросил:

      – Ты кто по национальности?

      – Русская, – ответила девочка.

      Все засмеялись.

      – Ты кем будешь, когда вырастешь?

      – Президентом Ельциным!

      Сидящие за столом стали смеяться, шептаться, а кто-то даже захлопал.

      – Умная она очень, дочка моя младшая, не то что нынешние лоботрясы. Вырастет, в МГИМО устроим ее.

      Мина, смеясь беззубым ртом, закивала и преданно, как собачка, посмотрела на папу-дедушку.

      – Нос-нос-нос, – стал манить дедушка, это значило, что он будет касаться рюмкой ее носа перед тем, как выпить. – Ну все, все, иди к матери.

      Мина послушно ушла на кухню. За мужским столом не осталось и следа от былой грусти. Все смеялись, шутили, хлопали друг друга по плечу. Тем временем вернулась Эрке с большой клеткой в руке – в ней сидел щенок немецкой овчарки. Она осторожно вынула его из клетки, поднесла к отцу и сказала, что этот щенок – сын Мухтара, внук Цыгана, и это подарок отцу на день рождения, и что теперь он может не бояться, если Цыгана вдруг не станет, у него есть еще один. Новый Цыган был единогласно признан таким же красивым, как и его дедушка.

      После завтрака отец зашел в дом отдохнуть и переодеться, а сыновья взялись за мужскую работу – мыли из шланга двор, расставляли столы и лавки рядами, относили тазы и сумки с продуктами женщинам на кухню. Во дворе поставили магнитофон с громкой дагестанской музыкой, и женщины время от времени прерывали готовку и танцевали лезгинку, приглашая мужчин составить им пару в танце. В доме воцарилась атмосфера веселья.

5

      Довид пришел около трех. О его приходе Шекер было известно еще до того, как она его увидела. Женщины зашушукались, и Ханна стрелой вылетела из кухни. Поцеловав сына, она пошла звать мужа. Довид зашел на кухню с двумя солидными мужчинами в дорогих костюмах и, бросив «всем привет», стал рассказывать гостям, кто есть кто: вот мои сестры, жены моих братьев, повар… О Шекер ни слова, как будто она – тоже кто-то из перечисленных, сестра, невестка, повариха… Шекер смотрела на Довида и не могла отвести глаз. Но он даже не взглянул на нее. Впрочем, его взгляд не задерживался ни на ком дольше секунды, а будто охватывал всех целиком. Возможно, он просто не успел рассмотреть каждого по отдельности, потому что его сразу позвал отец. Натан уже успел одеться и побриться к празднику, и от него пахло одеколоном. Довид представил отцу своих спутников – это были известные политики из Москвы. Гостям накрыли чайный стол: урбеч[8], пахлаву, айвовое варенье, сухофрукты и вазу с импортными конфетами.

      – Ну что, как там Москва поживает? – спросил отец гостей. Повисла пауза и, не дождавшись ответа, Натан продолжил: – Как там Ельцин? Скажу вам честно, я его не одобряю. Раньше одобрял, а теперь – нет. Мы ничего хорошего за два года его

8

Паста из измельченных семян конопли.