Без ума от тебя. Дана Рейнхардт

сказал, что хочу почувствовать себя лучше, быть лучше. Сказал, что хочу больше размышлять о важных вещах.

      – Не надо быть к себе таким строгим, – сказал Эверетт.

      – Ага, – добавила Дафна. – Если хочешь себя ругать, ругай за то, что принес посредственную еду.

      После меня какой-то парень рассказал, как украл у своей мачехи шесть бутылок пива и свалил это на сестру.

      – Ей только четырнадцать, и она не пьет, – говорил он. – Но мачеха ненавидит ее и всегда ищет повод наказать, поэтому я знал, что она мне поверит… или притворится, что поверила. Правда, из-за этого я чувствовал себя не так чтобы очень хорошо. Сестра проплакала несколько часов, потому что ее не пустили на вечеринку к подруге.

      Невозможно было представить, чтобы я мог довести Натали до слез, целенаправленно причинить ей боль. Если бы мне захотелось свалить на кого-то вину, она была бы последним человеком в мире, которого бы я так подставил. Но я знал, что моя ситуация совершенно иная, чем у большинства людей в этой комнате. Мои проблемы, какими бы они ни были, бледнели по сравнению с их.

      Девушка по имени Бри три дня подряд ела только листовые овощи. Дафна рассказала, что сунула в карман тушь для ресниц, но перед уходом из магазина вернула ее на полку. А Кристофер мечтал испытать свою обычную эйфорию, но без наркотиков.

      Несмотря на все разговоры – невероятное количество разговоров, – эта встреча меня успокоила. За пределами этой комнаты все в моей жизни напоминало о Пенни, и я не мог сделать вдох, чтобы не подумать о ней. Но хотя на «Второй шанс» я наткнулся из-за нее, сейчас она казалась очень далекой. В комнате я думал о других людях, не о Пенни; я даже мог попробовать двигаться дальше без нее.

      Это мое место. Здесь начинаются изменения.

      Встреча закончилась раньше, чем я ожидал. Был субботний вечер, восемь часов, Мэгги слушала сейчас комедиантку с раком, а где двое других моих друзей, я не знал, потому что стал паршивым другом. Мне было некуда идти и нечего делать.

      На улице Эверетт спросил:

      – Мы увидим тебя на следующей неделе? Ведь закуски тебе уже не надо приносить.

      Я кивнул. Мне хотелось прийти снова. Пенни была права, сказав, что я ни о чем не задумываюсь. Теперь я над этим работал.

      Я смотрел, как большая часть ребят расходится к своим автомобилям или к автомобилям тех, кто их ждал. Кристофер закурил, Дафна осталась, как и я, и до меня вдруг дошло, что между ними, возможно, что-то есть, а я здесь третий лишний.

      Девушка потянула за одну из своих больших круглых сережек и прищурилась, глядя на меня:

      – Почему ты здесь на самом деле, Ривер? Что у тебя за история?

      Я почувствовал, что краснею. Это было проклятием моей наполовину скандинавской наследственности. Один из многих неприятных даров, оставленных мне родителем вместе с безотцовщиной. И дурацкое первое имя.

      – А-а… – сказала Дафна. – Ты покраснел.

      – Нет. – Кристофер глубоко затянулся. – Он просто знает, что зависеть от травки – стыдоба.

      – Обычно никто не хочет проводить здесь субботний вечер, – засмеялась Дафна. – Так