Золото. Книга 5. Татьяна Вячеславовна Иванько

не вернётся в Солнцеград, она далеко успеет уйти. Я даже не задался вопросом, зачем ей убегать. Я просто решился кинуться за ней, поддавшись странному порыву.

      Я приотстал от отряда и, сославшись на малую нужду, поворотил вначале за деревья, а потом поскакал за ней. Я нагнал её нескоро, она галопом припустила коня, но скакала так быстро недолго всё же… вот тут я и нагнал её.

      – Ты… зачем увязался со мной? – спросила она, изумлённо и почти испуганно обернулась назад, опасалась, что я не один?

      – Чё уж, увязался, теперь никуда не уйду, – сказал я, придерживая занервничавшего коня.

      – Ох и дурак ты, Лай-Дон… ты… ты не сможешь, как я, – сокрушённо проговорила она, убедившись, что я один.

      – Поглядим, – расхрабрился я.

      – Вернись, не дури! – прикрикнула она.

      – И не подумаю даже.

      Она смотрела долго своими чудными глазами и проговорила, наконец:

      – Учти, – говорит твёрдо, даже не думая мягчить со мной, – заботиться о тебе не буду, не сможешь как я, поедешь назад. Ясно?

      – Ясно, что ж неясного, – сказал я.

      – Ну, гляди… Пожалеешь ты сто раз, глупый Донька.

      – Да я уже пожалел, но не оставлять же тебя теперь.

      Она вздохнула:

      – Одной мне легче, Доня, я привыкла одна-то. А ты мне обуза.

      – Тогда я постараюсь не тяготить тебя. Может и пригожусь.

      Она долго смотрела на меня, но что она могла сделать? Только убить меня? Но она не убила меня, даже взглядом больше не слишком жгла, стронула коня, и мы поехали дальше уже шагом.

      – Куда путь-то держим? – спросила я.

      – Подальше от Севера, – сказала она. Понимай как хошь.

      И вот мы в пути уже десятый день. Погода тёплая, лепёшки уже давно засохшие, фляга с мёдом, не хмельным, но густым и сладким, придающим сил, солонина, вода из родника, через несколько дней этих скудных крошек мне уже вполне хватало, удивительно, думал я, для чего я всегда так много ел?

      Я обрил голову, в этом Онега помогла мне, чтобы мои окрашенные хной в красный цвет лохмы не были где-нибудь замечены или узнаны. Мы заходили в попадавшиеся нам селения. Онега переоделась мальчиком и не знай я, что её косы прячутся под шапкой, а под мальчиковой одеждой – её гибкое тело, ни за что не подумал бы, что передо мной женщина. Она и манеру-то мальчишескую откуда-то переняла.

      – Откуда ты… научилась? – удивился я, когда ночью мы устраивались спать в стогу свежескошенного сена на окраине обширного луга. Она засмеялась и не ответила ничего.

      При этом и оружия у неё с собой было напихано буквально в каждом шве её одежды и обуви.

      Однажды в лесу она, невзначай бросив нож, прикончила замешкавшегося зайца, которого мы с удовольствием ели потом несколько дней, выварив в вине.

      В другой раз таким же манером мы получили куропатку. И снова то зайцы, то утки, то гуси. Как и подбиралась к ним, удивительно.

      Она только смеялась на моё удивление:

      – Как и прокормиться изгою и бродяжке, я всё могу, Доня.

      – Что,