Драконовы печати. Тальяна Орлова

Теперь я смотрела в землю, никто не должен видеть моего стыда. Голос, как и все тело, дрожали:

      – Пощадите, господин! Пощадите. Я хотела украсть ваш хлеб, но…

      Он будто бы посмотрел в сторону и переспросил все с тем же спокойствием:

      – Какой еще хлеб? Что ты несешь, ведьма? Да хватит уже трястись, раздражаешь. Хочешь жить – отвечай на вопросы.

      Притом продолжал держать за запястья все так же крепко. Я не поднимала головы:

      – Я хотела украсть ваш хлеб, господин. Но я два дня ничего не ела, кроме ягод. Прошу простить, милости вашей прошу.

      Он вдруг тихо рассмеялся – это было настолько неуместно, что от удивления я посмотрела вверх. Мужчина оказался довольно молод, темноволос, но луна не слишком хорошо освещала его лицо. И он смеялся! Хотя ему почему бы не посмеяться – поймал воровку с поличным, причем сам настолько силен, что может, наверное, одним заклинанием сжечь меня дотла. Сжечь, испепелить – почему-то именно эта мысль заставила сильно вздрогнуть. Интуиция еще не дала точной подсказки, но что-то отчетливо заскрипело внутри. Не утопить, не повесить на первом дереве и не снести голову своим мечом, а страх был вполне определенным – быть сожженной.

      И он наклонился чуть ниже, поймав мой взгляд:

      – А теперь, ведьма, давай еще раз, но на этот раз честно. Как ты меня выследила? И что это за прическа такая? Новая ведьмовская мода?

      Слова давились с трудом:

      – Я ваш костер увидела… Хотела украсть ваш хлеб. Виновата, господин, я очень виновата.

      – Нет, ваш король действительно настолько туп и думал, что меня можно убить во сне? Это, знаете, как-то даже обидно, – он мельком улыбнулся.

      – Я… я хлеб пыталась… Если бы убивать, то я бы с другой стороны…

      Он снова посмотрел на то место, где лежала еда, и нахмурился. Похоже, сопоставил. Потому снова посмотрел прямо и вдруг резко отпустил. Не сорвалась я с места только по одной причине – поймает через мгновение. А раз отпустил, то допускает возможность разговора. Казалось, что он очень расслаблен, и даже в голосе напряжения не слышно:

      – Бред какой-то. Здесь до ближайшего поселения в любую сторону два дня пути. Это что, новый уровень бродяжничества? Побираться или воровать по чащам леса – как-то глупо, не думаешь?

      Я снова опустила голову и повторила:

      – Простите меня, господин.

      Он неожиданно махнул рукой в сторону:

      – Простил. Иди, ешь, раз уж явилась. Там есть сыр и мясо, ни в чем себе не отказывай.

      – Правда? – я сказала это импульсивно, не подумав. Даже не определившись, издевается ли он.

      Но после этого искреннего вскрика он глянул на меня с еще большим изумлением:

      – Правда-правда. Ешь. А в качестве благодарности поболтаешь со мной – я таких странных нищих до сих пор не встречал.

      Мысль о сыре вытеснила все страхи, но я боялась окончательно потерять лицо. Постаралась как можно медленнее опуститься на бревно и очень чинно развернуть