Драконовы печати. Тальяна Орлова

чтобы стать героями, некоторые рождены, чтобы кануть в безызвестности. Я точно знала, что из последних.

      Не было ни оружия, ни необходимых навыков для охоты. Потому я собирала ягоды и росу на утренних листьях. Сначала казалось, что этого достаточно, но уже через три дня стало ясно, насколько я ошибалась. В животе начало болезненно посасывать, а потом появились и рези. Я продолжала идти, невзирая ни на что, но с каждым днем проходила все меньше – силы будто таяли, их просто не хватало для таких нагрузок. К счастью, хотя бы летние ночи были достаточно теплы, чтобы спать на траве и не замерзнуть.

      Первые деревни обошла стороной – в них будут искать в первую очередь. Но на четвертый день, когда я вышла к довольно большому поселению, поняла, что за кусок хлеба готова даже жизнью рискнуть. Пока отметала мысль о кражах – да, для того у меня был самый настоящий талант, но гордость вопила о том, что лучезарная Эриникая Курайи не имеет права пасть так низко. Работа, даже черная, выглядела все же более достойным способом заработка пропитания. Я ничего не умела делать, но часто наблюдала за слугами в свои «теневые» периоды, потому казалось, что я могу хотя бы постараться воспроизвести их действия.

      Я выбрала самый бедный дом в крайнем ряду, и на осторожный стук открыла старуха. Окинула с ног до головы и спросила удивленно:

      – Подать, что ль? Глупая! Мне бы кто подал!

      Я сложила руки на груди в традиционном жесте и склонила голову – так перед отцом стояли просители, когда хотели его милости. Знак уважения, покорности и готовности принять любое решение. Но старуха лишь усмехнулась. Однако я уже настроилась озвучить свою просьбу:

      – Дайте мне любую работу за ужин, милостивая госпожа. Может быть, вам двор подмести или постирать одеяла нужно?

      – Госпожа? – старуха удивилась настолько сильно, что даже смеяться не спешила. – Вот ты загнула! Молодец, с таким умением вылизывать далеко пойдешь! Только двор мне подметать не надо! Слуг отродясь не держала, и хоть помру, но сама свои одеяла выстираю. Давай, давай, шуруй отсюда… странная ты какая-то.

      Чтобы скрыть отчаяние во взгляде, я опустила лицо еще ниже – не дело это, на жалость давить, да и слабость показывают только слабые. Если бы не трясущиеся от голода ноги, если бы не постоянное сосущее ощущения в животе, то у меня хватило бы сил не допустить этого стыдного выражения лица. Я вежливо попрощалась и повернулась, чтобы уйти. Вдоль по улице еще много домов – где-нибудь не откажут. Только бы в обморок потом в процессе работы не упасть, это было бы совсем недопустимо.

      Но старуха окликнула, когда я схватилась за калитку, чтобы открыть:

      – Стой. Сейчас, погоди маленько, гляну, что там у меня осталось.

      И через пару минут вынесла целый кусок ржаного хлеба и старую фляжку, по боку которой стекала белая молочная капля. Стоило немалых трудов, чтобы не закричать от нахлынувшего счастья. Я заставила себя снова поклониться, а не вцепиться в темную мякоть зубами. Старуха почему-то говорила