На полях Гражданской…. Михаил Федоров

«Ну не молчите же!», просили бинокль, что-то восхищенно вскрикивали, заметив хоть малое движение. Массы кавалерии маневрировали друг перед другом.

      Я твердила:

      – Прейсиш-Эйлау… Кенигсберг… Рымник… Бородино…

      И не знала, с какой битвой сравнить предстоящее сражение. В моем воображении роились варианты боя, в конце которого буденновцы обязательно побегут.

      День перевалил за полдень, но кавалерийский бой не начинался.

      И вдруг:

      – Наши отходят!

      Конная масса казаков в беспорядке рысью сдавала назад.

      Никто не верил. Вырывали друг у друга бинокли. Поднялся невообразимый шум.

      Проскакала сотня всадников со значками – изображением волчьей головы. Это был конвой генерала Шкуро. Все закутанные в башлыки, платки, с нахлобученными на головы шапками-кубанками, в бурках, скрывающих фигуры, на похудевших конях.

      На поле остались танки и редкие стрелковые цепи, которые также начали отход.

      Я разглядела генерала Постовского, который прыгнул в коляску и пустил коней в галоп.

      Однако не было видно, чтобы противник одержал победу – еще гремели орудия трех бронепоездов, еще не скрылась пехота.

      Прискакал разъезд:

      – Кубанцы не хотят воевать!.. Помахали саблями и отступили…

      Во второй половине дня раздались глухие взрывы. Бронепоезда уже не стреляли: их подорвали воинские команды. От станции отходили редкие цепи с танками. Неожиданно подул ветер, небо покрылось тучами, пошел густой снег.

      Ветер усиливался. Я сидела у окна станционной каморки:

      – Ну почему так получилось?

      Не верила, что мои надежды на скорое возвращение в Медвежье, на предстоящую свадьбу рушились.

      Меня успокаивал брат:

      – Оля! Возьми себя в руки!

      Новиков смотрел на проходящие колонны и молчал. Мне было жалко его. Он делал все для того, чтобы разбить буденновцев, и не его вина, что кто-то подкачал.

      Вбежал Уманец:

      – Господин полковник, буденновцы!

      – По коням!

      Мы поскакали вдоль железнодорожной ветки и оглядывались: не преследуют ли нас. Вскоре нагнали полк. Надо было быть осторожными, отовсюду могли появиться красные конники.

      Хлопьями валил снег, который с ветром обернулся метелью. Кто был одет не по зиме, натягивал на себя теплые вещи. Метель закружила вьюгой, вьюга переросла в снежную бурю. Я не могла понять: это мстят нам за поражение или, наоброт, укрывают от противника.

      Не видно было ни зги. Мы сбились с дороги. Превратились в беспомощную толпу слепых путников. Голова колонны остановилась: дальше двигаться было нельзя: ничего не видно, кроме сплошной пелены перед глазами.

      Веселаго предложил идти по компасу. Но стрелки компаса не двигались. Мы находились в районе магнитной аномалии. Хотели положиться на инстинкт лошадей, но лошади сами разбредались в поиске укрытия. Стоять среди снежного хаоса было нельзя, можно было замерзнуть.

      Спасение только в движении. Но куда идти?

      Снежная буря скрыла