Напряжение. Андрей Островский

как его фамилия и откуда он приезжал?

      – По-моему, из Владивостока. Зовут его Игнатом, а фамилии его не помню – кажется, Гуляев, но я не уверена. Он военный, танкист…

      – Вам известно, как они друг к другу относились?

      – Этого я вам не скажу, не знаю. Жорж мне про него ничего не говорил… Да, так вот я ревновала к нему, потому что он проводил с ним много времени, а на меня уже времени не оставалось… И к Нине Михайловой, жене инженера. Но, кажется, зря… По-моему, между ними ничего не было. Нина, конечно, симпатичная женщина, этого у нее не отнимешь, но не так уж она красива, как думает сама о себе…

      «Теперь начнутся дамские разговоры», – с неприязнью подумал Изотов.

      – Кто это – Нина Михайлова? Вы знаете, где она живет?

      Назарчук охотно рассказала о Михайловых: муж – инженер, Нина – домохозяйка, у них двое детей и еще держат домработницу, и дала адрес, добавив, что сейчас их в городе нет, уехали. Изотов записал.

      – Знаете, мне всегда было неприятно, когда Жорж даже просто разговаривал с какой-нибудь девушкой или женщиной. Конечно, глупо, я понимаю, но ничего с собой поделать не могла.

      – Может быть, случалось что-нибудь и серьезное? Он не изменял вам?

      Назарчук поспешно ответила:

      – Нет, нет… Только не это…

      – Хорошо, – безразлично проговорил Изотов, зная, что сейчас задаст самый важный для следствия вопрос. Как она среагирует на него? Он поднял глаза и, казалось, не видел ничего, кроме ее вишнево-красных губ, блестящих от помады. Спросил быстро и тихо: – Где вы находились в ночь на тринадцатое мая?

      – Дома, – сказала Назарчук после едва заметной паузы.

      «Лихо врет», – подумал Изотов, ничем не выдавая себя. Теперь весь их разговор приобретал иной смысл. Сдерживаясь, Изотов сказал, разделяя слова:

      – А если хорошо подумать? Вас ведь дома не было…

      Бледные щеки Назарчук заалели, она сжала кулаки и в каком-то бессилье проговорила с тоской:

      – Ах, не все ли равно, может быть, и не было.

      – Ну как знаете, хотелось бы услышать искренний ответ, – печально проговорил Изотов. – Придется на сегодня закончить разговор, но, надеюсь, мы еще встретимся.

      Назарчук поднялась и медленно побрела к выходу. «Играет и лжет», – ответил себе Изотов на мучивший его все время вопрос.

      Он собрал бумаги, запихнул их в стол и пошел обедать. В коридоре его нагнал Шумский. Они спустились в столовую, встали в очередь за талонами.

      – Пиво будешь пить? – спросил Изотов.

      Шумский энергично помотал головой:

      – Мне нельзя, толстею.

      – Напрасно. Раз толстеешь, будешь толстеть и без пива, – назидательно сказал Изотов и направился к буфетной стойке.

      Принесли щи. Шумский густо намазал горчицей хлеб, Изотов пододвинул салат из свежих огурцов, налил пиво.

      – Ну, что художник? – спросил он. Шумский покривился, махнул рукой:

      – А, хлыщ, пижон… Два часа поливал грязью жену как только мог.

      – Сходится… Отношения у них дрянь… Но, знаешь, Назарчук так и не призналась, где была тринадцатого.

      Шумский