История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2. Луи-Адольф Тьер

на что он годится. И потом, – добавлял Ней, – как можно прославлять столь жестокого врага Франции!» Благородный гнев его был так велик, что он уже не скрывал его и даже снова сблизился с Даву, с которым рассорился после рокового боя в селении Красном.

      Между тем маршал Даву, затворившийся в своем имении Савиньи, наконец закончил мемуары об обороне Гамбурга, где с очевидностью доказывал несостоятельность клеветы, которой его преследовали, и попросил у Людовика XVIII дозволения их обнародовать. Вместо того чтобы оказать великому слуге отчизны должные почести, король заявил военному министру, что мемуары столь убедительны, что делают невозможным строгое наказание маршала (а имелась и такая безумная мысль), и нужно дозволить их публикацию, но самого маршала оставить в негласной ссылке. Впрочем, Даву и сам удалился в Савиньи и весьма редко показывался в Париже, где его немедленно окружали агенты.

      Такое отношение к славному защитнику Гамбурга было одной из сильнейших причин ожесточения военных. Они с основанием говорили, что такое обхождение отвратительно и оскорбительно для всей армии. Ней твердил об этом повсеместно и заявлял, что маршалы должны объединиться и подать монарху жалобу.

      Как же эмигрантам хотелось заткнуть рот этим болтунам, которым льстили без пользы! Однако нанести удар достаточно высоко, чтобы заставить их замолчать, смелости пока не хватало. Дерзость эмигрантов и их мстительность не поднялись еще на высоту славной головы Нея! Тем не менее из Парижа выслали генерала Вандама, который вел самые непочтительные речи после того, как его не пустили в Тюильри.

      Но такими мерами болезнь не излечишь, и в ноябре волнение продолжало только нарастать. Пятипроцентная рента, которую финансовый план барона Луи довел с 65 до 78, вновь упала до 70 пунктов. Очевидно, доверие нации было глубоко поколеблено, и причину этого внезапного колебания следовало искать не в финансах, а в политике.

      Каждая из партий воображала, что противник строит ей козни и плетет интриги и вот-вот начнет осуществлять заговор. Бонапартисты, то есть военные и революционеры, были убеждены, что в Париж привезли пятнадцать сотен самых дерзких шуанов и собираются под предлогом поездки в Компьень вывезти с их помощью короля, а затем сменят правительство и отменят хартию. Захватив самых видных военных и революционеров, разделаются, по всей вероятности, с главными, вышлют остальных и провозгласят безоговорочное восстановление старого режима.

      Роялисты, которым приписывали подобные планы, были, в свою очередь, убеждены, что молодые генералы, переполнявшие Париж и располагавшие тысячами оставшихся без мест офицеров, рассчитывают на присоединение войск и намереваются осуществить переворот. Они похитят королевскую семью и убьют или выдворят из Франции членов этой семьи; точно так же они обойдутся с дворянством; провозгласят императором Наполеона I или Наполеона II и, начав новое императорское правление, накинутся на Европу