Выстрел, который снес крышу. Владимир Колычев

спросила врач.

      – Я слышал, у вас тут и Гитлер есть, и Ленин.

      – Ну, как же без визитной карточки?

      – Может, и Олег Попов есть? Или Юрий Никулин?

      – Ни того, ни другого…

      – Может, кто-то просто клоуном рядится?

      – Если бы я знала, я бы вам сказала…

      – Да, и еще вопрос. У вас обычные пациенты или есть и подследственные, ну, которые проходят обследование на вменяемость?..

      – Нет у нас таких. У нас обычная психиатрическая больница, так что нет ни подследственных, ни осужденных. И соответствующей охраны тоже нет. Несколько человек из ЧОПа и санитары – вот и вся наша сила, так сказать, – мягко, успокаивающе улыбнулась Эльвира Тимофеевна.

      – И еще вопрос…

      – Завтра. Все вопросы завтра, – шелестяще-завораживающим голосом тихонько сказала врач. – А сейчас вам нужно хорошенько выспаться…

      Она мягко провела рукой по плечу Торопова, и ему стало так приятно, что слегка онемели пальцы.

      – Но я только тем здесь и занимаюсь, что сплю, – прикрыв от удовольствия глаза, умиротворенно сказал Павел.

      – Но вы должны спать. Сон – лучшее лекарство.

      – А если я не хочу спать…

      – Я сейчас. – Эльвира Тимофеевна вышла из палаты, но скоро вернулась. В руке она держала шприц, заполненный жидкостью.

      – Это снотворное, обычное снотворное, – предупреждая вопрос Торопова, мило сказала врач.

      Снотворным мог оказаться сильный транквилизатор или даже психотропное лекарство, но Павел даже не пытался возражать. При всей своей внешней строгости эта женщина не вызывала тревоги. Она умела быть мягкой и завораживающе-обходительной…

      Эльвира Тимофеевна сделала укол и ушла, оставив после себя ощущение своего присутствия. Во всяком случае, Торопову почему-то казалось, что он засыпает в ее объятиях…

      Павел не видел препятствий, чтобы увлечься этой удивительной женщиной. Не было у него ни перед кем деликатных обязательств, некому было хранить верность. И даже память о покойной Маше не казалась сдерживающим фактором. Ведь она предала его, изменила ему…

      Засыпал он с мыслями об Эльвире Тимофеевне, а проснулся от пристального взгляда, который устремила на него погибшая жена.

      Маша сидела перед ним с распущенными волосами, уперев руки в бока. Глаза не злые, но сердитые, досада в них и осуждение. И губа нижняя закушена…

      – Маша?! – оторопело протянул Торопов, приподнимаясь в изголовье.

      Он осмотрелся. Знакомая палата, вечерние сумерки в окне, тусклый свет под потолком. Ни врачей, ни санитаров, только он и Маша. Только он и привидение.

      Разглядывая его, Маша не отвечала. Ну да, призраки не могут разговаривать. Сейчас в палату войдет Эльвира Тимофеевна и видение исчезнет… Видно, хорошо приложился киллер к его голове: то клоун смеющийся померещится, то покойная жена…

      – Зачем ты пришла?

      – А зачем ты глазки ей строишь? – вопросом на вопрос ответила она.

      Павел вздрогнул, больше от страха перед