Ромео должен повзрослеть. Татьяна Бочарова

рассказывай, – велел Клюев и принялся снимать с нее пальто и сапоги.

      – Ольга Жарко умерла сегодня ночью. Покончила с собой.

      Клюев замер с Аниным сапогом в руках.

      – Что? Ты что говоришь??

      – Отравилась таблетками. Перед смертью оставила записку. Там она пишет… что… что… – У Анны наконец хлынули слезы градом.

      – Что? – эхом повторил Клюев, точно завороженный глядя на Анну.

      – Что в ее смерти виновата я…

      – Как это? Почему?? Что за чушь? – Он отбросил сапог.

      – Помнишь, я пришла к тебе в среду вечером? Ты как раз собирался ехать в Ростов? Помнишь?

      – Ну да, – рассеянно произнес Клюев.

      Он выглядел оглушенным и растерянным.

      – Перед этим она пришла ко мне в кабинет и попросила назначить ей день пересдачи. У нее были долги с прошлого года. Вчера после пар она была у меня и пыталась выпросить тройку просто так, ничего не ответив.

      – И ты…

      – Я не поставила. Она закатила истерику, рыдала, заламывала руки.

      – Черт! – неожиданно воскликнул Клюев и обхватил голову руками. – Черт, черт!!

      – Ты понял? – Анна перестала плакать и печальными, бездонными глазами смотрела на него.

      Он опустил голову.

      – И после этого она пришла домой и… написала записку? – его голос звучал хрипло и сдавленно, словно стальная невидимая рука сжимала ему горло.

      – Да. Что не может так больше. Что просит во всем винить Акулову А. А…

      – Черт! – уже спокойней повторил Дмитрий. – Вот это подстава, малыш! Это могут быть большие проблемы.

      – Со мной уже беседовал следователь. Сказал, что вызовет на допрос. От работы отстранили. И этот… отец Жарко…

      – Ты его видела?

      – Да. Он обещал меня уничтожить.

      Анна уже совсем взяла себя в руки. Слезы принесли ей некоторое облегчение, к тому же дома, рядом с Дмитрием, она чувствовала себя в относительной безопасности. Вдвоем они что-нибудь придумают. Сумеют доказать, что Ольга написала записку в состоянии аффекта и никто не виноват в ее гибели. Дмитрий молчал, погруженный в какие-то свои мысли. Анна осторожно дотронулась до его плеча:

      – Пойдем поедим?

      Он посмотрел на нее с удивлением:

      – Ты хочешь есть?

      – Ну я же не завтракала, – она попыталась улыбнуться, улыбка вышла вымученной и жалкой. На самом деле при мысли о еде ее тошнило. Но надо было что-то делать, как-то продолжать жить, постараться отвлечься, поверить в лучшее, хотя внутри у нее все точно оледенело.

      Клюев кивнул и взял Анну за руку.

      – Конечно. Прости. Я не подумал. Так ошарашен тем, что ты сказала. Прости.

      Они зашли на кухню и уселись за маленьким круглым столом. Анна хотела подойти к плите, но Клюев жестом остановил ее:

      – Сиди! Я сам.

      Он разогрел на сковородке кашу, положил Анне в тарелку, добавил сливочного масла и пару кусков ветчины. Она ела и давилась. Он по-прежнему молчал, лицо его было сумрачным и отрешенным.

      – Дим! – тихо позвала Анна.

      – Да,