вставать на положенное ему место, какими словами можно его уговорить? А как охарактеризовать поведение коллеги, который уронил тебе на ногу разводной ключ? Или оценить умственные и физические способности нападающего любимой команды, промазавшего с пяти метров по пустым воротам? В таких случаях соответствующие выражения непроизвольно рождаются в глубине души и сами собой изливаются наружу. А некоторые превосходные анекдоты вообще теряют свой смысл без конкретной терминологии. Конечно, в те застойные годы грубый мат еще не украшал речь старшеклассниц и поэтесс и не считался признаком духовной свободы интеллектуальной элиты, каким стал в наше просвещенное время. То, что актрисы, как и грузчики, заговорили на полной версии «великого и могучего», а могильщики в «Гамлете» стали выражать философские мысли в доступной современным коллегам форме, либеральная интеллигенция считает символом духовного раскрепощения. Но в те наивные времена матерщина воспринималась как признак распущенности и низкой культуры. Площадной лексикон, вошедший в моду в начале нового века в театральной и художественной среде, был прерогативой малообразованной части населения. Конечно, матерились не только в цехах и на фермах. Грязный мат был обычной формой общения партийных и советских руководителей всех уровней и звучал даже в самых высоких кабинетах, что можно считать признаком ментальной близости партии и народа. Мы тоже не были белыми воронами в неоднородной среде нашего общежития и общались с окружающими в соответствующем стиле. Однако в его исполнении это был отнюдь не тот примитивный жаргон алкашей, который мы порою слышим на улице и который вызывает у нас досаду, как будто нас испачкали. Он обогащал общеизвестный лексикон весьма необычными словообразованиями. В результате соединения ненормативной лексики с научными и литературными терминами, а также префиксами латинского происхождения вроде «поли», «моно», «мега», «супер», «гипер», «макси», «псевдо» и так далее, рождались очень нетривиальные выражения. С этим изысканным матом он имел успех в любых мужских компаниях.
Нет, он не был белой вороной. Он был золотой вороной.
Невзирая на идеологическое давление и скудость быта, те далекие годы вспоминаются мне в светлых тонах. Я знаю, что на этот счет существуют прямо противоположные мнения. Многие считают это десятилетие, последовавшее за пражской весной, временем подавления любого свободомыслия и окончательной заморозки хрущевской «оттепели». И все же, прожив сознательную жизнь во второй половине двадцатого века, полагаю, что именно семидесятые годы были лучшими в истории того государственного образования, которое называлось Союз Советских Социалистических Республик. Это десятилетие, часто называемое периодом застоя, стало высшей фазой экономики социализма, вершиной воплощения социалистической идеи. В предыдущие, послевоенные годы страна восстанавливалась после разрухи, бедствовала, мучительно строилась. В пятидесятые, после смерти тирана и двадцатого
