Дневник посла. Морис Жорж Палеолог

старого человека с белоснежно-седыми волосами и бородой, с большим, испещренным глубокими морщинами лбом, с печальным и отрешенным взглядом ясных глаз – настоящий портрет патриарха. Стоя перед иконой святого Александра, он беспрерывно теребил костлявыми пальцами свою шапку, за исключением того момента, когда, низко отдавая поклон, он торопливо осенял себя крестом. Едва разжимая губы, он шептал бесконечную молитву; молитву, несомненно, весьма отличную от тех, которые в настоящее время возносятся к небесам в церквах Франции, поскольку смысл молитв меняется в зависимости от национальности. Когда душа русского человека молит о помощи у Бога, то она не столько ждет силы проявлять волю и действовать, сколько силы страдать и терпеть. Лицо и поза этого старика были настолько выразительными, что мне казалось, что он олицетворяет патриотизм русского крестьянина.

      Вечером я отправился в Мариинский театр на представление оперы Глинки «Жизнь за царя». Директор императорских театров пригласил моих коллег, английского и японского послов, посланников Бельгии и Сербии, а также меня присутствовать в этот вечер в театре, так как там была подготовлена манифестация в честь союзников.

      До того как поднялся занавес, оркестр сыграл русский национальный гимн «Боже, царя храни», сочиненный князем Львовым примерно в 1825 году. Этот гимн – величественное произведение, оказывающее на слушателя религиозное воздействие. Сколько раз я слушал его раньше? Но никогда ранее я столь ясно не сознавал, что мелодия национального гимна так чужда русской музыке и так близка немецкой – в прямой традиции Баха и Генделя. Но это не помешало присутствовавшей в театре публике прослушать гимн, в патриотическом порыве благоговейно соблюдая тишину, за которой последовал взрыв продолжительной овации. Потом наступила очередь «Марсельезы», встреченной с восторгом.

      Затем прозвучала мелодия «Правь, Британия», также получившая свою долю бурных аплодисментов.

      В соседней ложе сидел Бьюкенен, и я спросил его, почему оркестр исполнил мелодию «Правь, Британия», а не «Боже, храни короля». Он ответил, что так как последняя мелодия была такой же, как и мелодия прусского национального гимна, то власти опасались, что произойдет ошибочное восприятие музыки, а это могло бы повергнуть публику в шок. Потом прозвучал японский национальный гимн, соответственно встреченный теплыми аплодисментами. Я подсчитал в уме, что прошло только девять лет после Мукдена и Цусимы! При первых же звуках бельгийского национального гимна «Брабансоны» в зале взорвалась буря благодарных и восхищенных возгласов. Казалось, что каждый восклицал: «Где бы мы были сейчас, если бы Бельгия не сопротивлялась?» Овация в ответ на сербский национальный гимн была более сдержанной, признаться, очень сдержанной. Многие в зале, казалось, подумали: «Если бы не сербы, мы бы по-прежнему жили в условиях мира!»

      После этой манифестации мы должны были сидеть и до самого конца слушать оперу «Жизнь за царя», произведение банальное и лишенное огня, с его чрезмерной официозной