Дневник посла. Морис Жорж Палеолог

гипотезы и предположения. В то же время у меня сильное, положительное, неопровержимое ощущение совершившегося факта.

      В течение утра начинают прибывать подробности того, что произошло в Белграде…

      В половине первого Сазонов и Бьюкенен собираются у меня, чтобы переговорить о положении. После ленча наш разговор возобновляется. Основываясь на тостах, которыми обменялись император и президент, на взаимных декларациях двух министров иностранных дел, наконец, на ноте, сообщенной вчера агентством «Гавас», я не колеблюсь вы сказаться за политику твердости.

      – Но если эта политика должна привести нас к войне… – говорит Сазонов.

      – Она приведет нас к войне, только если германские державы уже теперь решили применить силу, чтобы обеспечить себе гегемонию на Востоке. Твердость не исключает примирения. Но нужно, чтобы противная сторона согласилась договариваться и мириться. Вы знаете мое личное мнение о замыслах Германии. Австрийский ультиматум, мне кажется, служит началом опасного кризиса, который я предвижу уже давно. С сегодняшнего дня мы должны признать, что война может вспыхнуть с минуты на минуту. И эта перспектива должна быть на первом плане во всяком нашем дипломатическом действии.

      Бьюкенен предполагает, что его правительство захочет остаться нейтральным: он боится поэтому, как бы Франция и Россия не были раздавлены Тройственным союзом.

      Сазонов ему замечает:

      – При настоящих обстоятельствах нейтралитет Англии равнялся бы самоубийству.

      – Я в этом уверен, – грустно отвечает сэр Джордж. – Но я боюсь, что общественное мнение в нашей стране все еще плохо понимает, что требуют национальные интересы.

      Я настаиваю на решающей роли, которую Англия может сыграть, чтобы унять воинственный пыл Германии, я ссылаюсь на мнение, которое четыре дня тому назад высказывал мне император Николай: Германия никогда не осмелится напасть на объединенные Россию, Францию и Англию иначе как совершенно потеряв рассудок. Итак, необходимо, чтобы британское правительство высказалось в пользу нашего дела, которое является делом мира. Сазонов с жаром высказывается в том же смысле.

      Бьюкенен обещает нам энергично поддерживать перед сэром Эдвардом Греем политику сопротивления германским притязаниям.

      В три часа Сазонов нас покидает, чтобы отправиться на Елагин остров, где Горемыкин созывает Совет министров.

      В восемь часов вечера я еду в Министерство иностранных дел, где Сазонов ведет переговоры с моим германским коллегой.

      Через несколько минут я вижу, как выходит Пурталес, с красным лицом, со сверкающими глазами. Спор, должно быть, был горячим. Он пожимает мне руку, в то время как я вхожу в кабинет министра.

      Сазонов весь еще дрожит от спора, который он только что выдержал. У него нервные движения, сухой и прерывистый голос.

      – Ну что же, – говорю я ему, – что произошло?..

      – Как я предвидел, Германия вполне поддерживает дело Австрии. Ни одного слова примирения. Зато