Малыш для Томы (сборник). Альбина Нури

квартира что, не ваша? Зятя? – спросил он, снова вернувшись в комнату.

      – Мы с Наташей свою-то продали, Максим денег добавил, купили эту. На Максима записали.

      – Ясно. На Максима, значит. А вы, вроде как, ни при чём.

      Старик промолчал.

      – Слушайте, а вы знали, что родственнички не собирались брать вас в новый дом? Только честно – знали или нет?

      Старик опять ничего не ответил, избегая смотреть на Полякова.

      – Понятно. Выходит, знали.

      – Услышал случайно, как Галя с Максимом на кухне говорили, – тихо проговорил Владимир Константинович, – ссорились. Она ему: я, говорит, с чужим стариком жить не буду! Убирать за ним, портки его стирать. Ладно бы, за отцом твоим ходить, а этот мне кто? И тебе?

      – А он?

      – А что он? Устал он один. Его тоже понять надо. Разве легко одному ребёнка растить? Галя условие поставила: или тесть твой, или я. Максим уж больно мучился!

      – Бедный, – не удержался Поляков. Но старик издёвки не заметил.

      – Худо ему было, в глаза мне не мог смотреть. Ну, думаю, скажу я ему, стыдить начну. Ну, бросит его Галя. И что с ним будет? Машенька уже взрослая, первый курс отучилась. Она у нас хорошая девочка, но…

      – И не жалко было Машеньке-то, «хорошей девочке», родного деда? – ядовито осведомился Поляков. Слушать про страдальца Максима и прекраснодушную Машу, которые, не моргнув глазом, отреклись от близкого человека, у него желания не было. Он хотел сказать ещё что-то в том же духе, но осёкся, увидев несчастное лицо старика.

      – Вы извините меня, – спохватился Поляков, – лезу не в своё дело. Просто… что же вы о себе-то не подумали?

      – Владимир Ильич, мне восемьдесят один год, в таком возрасте как-то глупо думать о своем удобстве, – слабо улыбнулся старик, – много ли мне осталось?

      – Извините, – ещё раз сказал Поляков, который и в самом деле почему-то чувствовал себя виноватым. В горле застрял ком, дыхание перехватило. Он поднялся с жалобно скрипнувшей кровати и отошёл к окну.

      – Что вы! Не извиняйтесь, – с жаром возразил Владимир Константинович, – это я перед вами кругом виноват. Вы из-за меня с невестой поссорились.

      – Да бросьте. У нас давно не ладилось, – успокоил его Поляков, сам удивляясь своей черствости. Выбрался из изживших себя отношений, как змея из старой кожи, и рад. Права Ольга: наверное, он и в самом деле мерзавец и скотина.

      – Ладно, не обо мне сейчас речь. – Он снова уселся на край кровати, снял очки и потёр глаза. – Родственники у вас есть где-нибудь? Где вы жить-то собираетесь? Я имею в виду, когда поправитесь?

      – У меня в Нижнекамске сестра живёт, Анастасия, – после крошечной паузы проговорил Владимир Константинович, – к ней переберусь. Как на ноги встану, сразу выпишусь и съеду. Вы не беспокойтесь.

      – С кем она живет?

      – Ни с кем. Одна. Вдова она.

      – Вы её хоть предупредили? Вдруг прогонит?

      – Нет, что вы! Не прогонит. Настёна у меня хорошая, – глаза у старика увлажнились.

      – Что ж, раз так… Поправляйтесь спокойно.