Малыш для Томы (сборник). Альбина Нури

возможно, у него родственники какие-то есть. Пусть туда выпишется и съедет.

      – Вить, я тут подумал, может, в Нижний смотаться? Адрес, куда они выписались, у меня есть. В выписке. Мне дали.

      Шахов засмеялся.

      – Наивный ты человек, Ленин! А ещё вождь. Голову даю на отсечение, они паспортистке адрес от балды назвали. Если человек говорит, что в другой город переезжает, ему при выписке на слово верят, никаких документов не спрашивают. Так что этот козёл может с тем же успехом в Мурманске быть, а может и здесь остаться. Как ты его найдёшь без адреса? Разве что случайно встретишь. Они, скорее всего, сразу с дочерью решили, что в новую квартиру старика не возьмут.

      – Вот твари! – выругался Поляков и, попрощавшись с Витькой, поехал к себе в офис. Работы по горло: в строительном бизнесе летом всегда дел невпроворот. А со стариком он вечером поговорит. Может, утрясётся как-нибудь.

      Но надеялся Поляков напрасно. Ничего не утряслось. Когда они с Ольгой приехали, старик лежал в кровати. Другой мебели, кроме этого уродливого железного монстра и старомодного шифоньера, набитого, по всей видимости, пожитками старика, не было. Прежние хозяева вывезли всё. В квартире было чисто, тихо и гулко. Только в самой дальней комнате кряхтел и ворочался, поскрипывая пружинистой сеткой, никому не нужный старик.

      Поляков с Ольгой подошли к его кровати и сверху вниз посмотрели на непрошенного жильца.

      – Добрый вечер, – прошамкал тот. На полу возле кровати стоял стакан. В стакане – вставная челюсть.

      – Не сказал бы, что добрый, – отрубил Поляков. Он старался говорить грубо и жёстко, но сердце у него против воли сжалось.

      Старику, казалось, было лет сто. На тонком хрящеватом носу криво сидели очки в старомодной металлической оправе. Он выглядел маленьким и жалким. Завозился, пытаясь приподняться, выпростал тощую руку, чтобы протянуть её Полякову и поздороваться, но болезненно сморщился и уронил голову, увенчанную снежно-белым младенческим пушком, обратно на подушку.

      – Меня зовут Владимир Ильич. А вас? Простите, не запомнил.

      – Я тоже Владимир, – представился старик, – Константинович.

      – Как мило. Тезки, значит, – процедила Ольга, высокая, ненамного ниже Полякова, красивая тридцатилетняя брюнетка.

      С Поляковым они встречались уже три года, и, наконец, тот решился сделать ей предложение. Он не мог внятно объяснить, почему медлил. У Ольги было всё: броская внешность, образование-воспитание, острый ум и сексапильность. Но Полякову, тем не менее, чего-то не хватало. В итоге, когда Ольга стала заговаривать о браке в ультимативной форме, он сказал, что купит жильё побольше, и тогда они поженятся. Не в её же съемной квартирке им жить! И не в его «однушке».

      Оформив покупку, Поляков решил жилищный вопрос и подписал свой брачный приговор. Перспектива женитьбы перестала быть далекой и призрачной, обретя чёткие очертания. Ольга была счастлива.

      – Вы понимаете, Владимир Константинович, это теперь моя квартира! Я её купил. И вы не имеете права здесь находиться.

      – Понимаю!