Дорога в никуда. Книга вторая. Виктор Елисеевич Дьяков

бы, чем об этом думать, лучше бы спортом занялся, глядишь, не был бы таким… – Рябинин не стал уточнять, только выразительно отмахнул рукой. – Товарищ подполковник, дело это яйца выеденного не стоит, они там сами во всем разберутся.

      Фомичев явно не ожидал подобной реакции «земляка», он очень рассчитывал на его понимание и помощь, но не терял надежды разжалобить командира:

      – Товарищ подполковник, мы только три года назад как отдельную квартиру получили, мать всю жизнь в коммуналке промучилась.

      – Ты матерью не прикрывайся, о себе печешься, так и скажи. А может любовь у брата твоего и не надо им твоей комнаты, – перебил Рябинин.

      – Товарищ подполковник, – уже молящее просил Фомичев, – отпустите пожалуйста!

      Ратников тяжело с отдувом вздохнул и подумал: «Надо же, романтичный оказался этот Рябинин, а вот Фомичеву, хоть он и моложе, этой романтики, пожалуй, с рождения не дано». Он не сочувствовал Фомичеву, ему стало жаль его мать. Он представил ее себе, характерный типичный пример матери-одиночки, попавшей смолоду в столицу, которая «слезам не верит». Пожилая, малограмотная выбившаяся из сил, поднимая на ноги двух сыновей, существовавшая на одну небольшую, тяжело дававшуюся зарплату, всю жизнь мечтавшая об отдельной квартире, всего привыкшая бояться. И теперь, напуганная слухами, она вновь боится потерять с таким трудом заработанное, относительно благоустроенное жилье. Но помочь он ей ничем не мог.

      – Видишь ли, Фомичев, пойми меня правильно, отпуск по семейным обстоятельствам предоставляется по веским основаниям, например, смерть или болезнь близких, при наличии соответствующей телеграммы, заверенной военкомом. Так что, извини, не положено.

      – Можно ведь и без телеграммы, мне очень надо, – канючил Фомичев

      – Отпуск предоставляется за успехи в боевой и политической подготовке. А у тебя какие успехи? Служил бы ты нормально, а так, что другие скажут? – продолжал разъяснять свою позицию Ратников.

      – Я так и думал, что откажите, – обреченно проговорил Фомичев.

      – Ну, сам посуди, на каком основании я тебя отпущу, на основании твоей блажи? Я бы тебе тоже посоветовал мужиком быть, спуску всяким Матвейчукам не давать, от работы не бегать. Будешь хорошо служить поедешь в отпуск, у тебя еще целый год службы впереди, – терпеливо убеждал подполковник.

      – Как тут служить, если я один, а нас, москвичей, не любят, – нервно огрызнулся Фомичев.

      – За что ж тебя любить, если ты всякий раз сачконуть норовишь. Посмотри, как другие работают.

      – Просто за меня заступиться некому. Вон грузины, тоже на работе не переламываются, а их никто не трогает, не парафинит, – неожиданно хлюпик обнаружил наблюдательность.

      – Что ты мелешь? У нас в дивизионе грузин один Церегидзе! – резко повысил голос подполковник

      – Да мне без разницы, все они черные одинаковые, но как другие не вкалывают, и все на хороших местах.

      Камень был в командирский огород: отчаявшись вымолить отпуск, хлюпик обнаглел.

      – Что