Похититель императоров. Владимир Шигин

Гильдебрант, оглядевши рану в свой допотопный одинарный лорнет. – Я еще никогда не видел, чтобы столь тяжелые раны затягивались столь быстро. Могу теперь сказать вам, положа руку на сердце, что отныне никакой опасности вашей жизни больше нет, как нет и опасности вашей ноге. Теперь остается лишь ждать, когда срастется нога, тогда можно снова на войну!

      – А сколько ждать, когда срастется нога? – сразу же навострился Багратион.

      – Ежели все пойдет так же, как и с вашей раной, думаю, ждать придется недолго. – уклончиво ответил доктор.

      Едва Гильдебрант покинул князя, как тот велел мне сесть на стул около его кровати.

      – Давай, Колзаков, проводи со мной свои сеансы не по два, а по три, а еще лучше, по четыре раза в день, чтобы нога быстрей поправилась!

      – Давайте по три, а то четыре, это уже перебор.

      – Ну давай хоть по три!

      С этого дня мой пациент уже во всем беспрекословно слушался меня, к определенному неудовольствию окружавших нас докторов.

      Скоро Багратион, которому становилось с каждым днем все лучше, уже просил давать ему шампанское. При этом он был горд собой и говорил мне, после каждой перевязки:

      – Вот я и очередную операцию вашу вытерпел! Ну, а теперь давай снова колдуй над моей ногой. А я после войны, я возьму тебя, Колзаков с собой на Кавказские воды. Попьешь со мной целебной водицы.

      Адъютанты завистливо поглядывали на меня. Такое приглашение было, видимо, пределом их мечтаний.

* * *

      В один из дней Багратион написал письмо лечившемуся в недальнем селе Андреевка графу Воронцову письмо. Я напросился его отвезти. Несмотря на то, что имелась возможность поехать в коляске, я отправился на коне, чтобы лишний раз попрактиковаться в верховой езде.

      До Андреевки добрался без приключений. Село напоминало разворошенный муравейник, всюду сновали раненные солдаты и офицеры. Это, впрочем, я и ожидал увидеть, ведь согласно истории войны 1812 года граф Воронцов, сам, будучи раненным, приказал сопровождавшим его лицам подбирать всех встреченных на дороге раненных и свозить их к себе в Андреевку. Таковых набралось более трех сотен солдат и за полусотню офицеров. Все они лечились и столовались, а затем были и обмундировывались за счет Воронцова. При этом сам граф впоследствии очень не любил, когда, кто-то благодарил его за эту доброту, вспоминая проявленное бескорыстие.

      Тяжело раненный мушкетной пулей в бедро, граф передвигался на костылях, тем не менее, встретил меня на крыльце своего дома. Одетый в новый «с иголочки» мундир, он был безукоризненно выбрит и надушен. Открытый взгляд широко раскрытых голубых глаз и мягкая улыбка молодого генерала располагала к себе.

      – А, Колзаков! – приветствовал он меня. – Рад, что вы уцелели в бородинской мясорубке!

      – Князь волнуется, как ваша рана?

      – Сами видите, что уже прыгаю на костылях. Когда меня немощного закинули в стоявшую неподалеку телегу, чтобы перевязать, очередное ядро отшибло у ней колесо, и телега рассыпалась в мелкие обломки. После сего я уже потребовал, чтобы перевязывали