Человек на войне (сборник). Алексей Солоницын

своих и чужих буржуев, торговавшие на иностранную валюту, драгметаллы и драгоценности, – помнили многие. И Миша помнил красоту, шоколадно-конфетное и пирожно-пряничное богатство витрин торгсинского магазина, недалеко от их дома, помнил и их недоступность. И слезы, и мольбы:

      – Мама, купи-и…

      И недовольство мамы. Она поначалу объясняла ему, что нет у них ни валюты, ни драгоценностей, потом сердито дергала за руку, а там, чтоб не искушать ребенка, и вовсе по той улице перестала водить. Но это было давно, еще до школы. Торгсин[12] закрыли перед тем, как он в школу пошел, в том году, когда отменили карточки. После отмены карточек дальнейшее существование его было признано нецелесообразным. Радовались ленинградцы – после отмены карточек жизнь с каждым годом становилась заметно лучше. А перед самой войной, после карточек и нехватки буквально всего, вовсе обеспеченной казалась. Многие говорили и искренне радовались – будем жить еще лучше. И Торгсин, и обиды, с ним связанные, забывались.

* * *

      За деревней у валуна в снег воткнута раздвоенная вершина молоденькой сосенки, в развилке ее ущемлен клок сена.

      «Во втором, по ходу движения, населенном пункте провести разведку без длительной остановки. Сообщение передать через тайник “сосна”. В дальнейшем легализоваться по основной легенде и приступить к выполнению разведзадания “скала”. Соблюдать предельную осторожность», – расшифровал Микко значение этого букета, – то было подтверждение уже полученного им задания. – А «скала» – это деревня Киеромяки.

      Раз соблюдать предельную осторожность, значит Валерий Борисович шифровку подписывал, – догадался Микко. – Он всегда говорит: «Лучше не узнать, чем расшифроваться, самое главное задание разведчику – выжить и вернуться, самое главное его умение – суметь сохранить себя и тех, с кем в контакте работаешь. Не узнал сейчас, узнаешь попозже или иным способом. Но если окажешься в руках врага, то и сам пропадешь, и других за собой потащишь».

      И сигнал установлен достаточно давно – снегу намело на сосенку. Небось, еще в то время, когда он готовился. Значит, Валерий Борисович уже тогда был уверен в нем, знал, что Миша возьмется за это задание.

      Хуторок на склоне холма пролетел стрелой. А по следующей деревне Сеппяола шел медленно. Устал. И проголодался. И надо так: медленно. На бегу много не увидишь, даже с его опытом. Головой старался не вертеть, больше пользовался боковым зрением, но все отмечал: следы на снегу колесные, от машин. Но вот к стоящим на отшибе кузнице и двум большим сараям поверх машинных следов наложились более узкие и с другим, продольным, рисунком. Эти, скорее всего, орудийные.

      Остановился, поправил крепление и за эту минутку разглядел: в приоткрытой двери одного сарая поблескивает крашеный металл. Может быть, труба, а может быть, и ствол пушки. Перед сараями – костер, на костре – котел, над котлом – пар, и возле хлопочет финский солдат с «лайкой», длинной винтовкой, дочерью русской трехлинейки, за спиной.

      «Костер. Очень хорошо,

12

Торгсин, реализация товаров за валюту, драгметаллы (золото, платина, серебро) и драгоценности, существовал с 1930 по 1936 год.