Иренка (сборник). Ахат Мушинский

его глазами встала старая открытка, которую видел ещё в детстве: босоногий китаец несёт на себе богатого соплеменника под зонтом. «Интересно, – подумал он, – как называется человек, который везёт на себе другого?»

      – Обиделся? – услышал он за ухом и спросил вместо ответа:

      – Голову не напекло?

      – Не, я ж в платочке.

      Через короткое время настроение у неё изменилось. Она начала ныть, что они опоздают, что ничего не получится и останется она слепой курицей.

      – И почему ветер всегда навстречу? – был следующий её всхлип уже в самое ухо.

      Он обернул голову:

      – Это я тебя спрашиваю: где твой райцентр? Сколько уж скачем по степи! Давно бы дорогой дошли.

      – Сама дивлюсь. Верно ж, кажись, направлялися…

      Сабир чувствовал себя дурно. Во рту пересохло, голова раскалилась, как чугунок на огне, ноги заплетал ковыль. Наверное, так и должно быть, когда слепой зрячему дорогу указывает. В мозгу вспыхнула другая картинка, но всё на одну и ту же тему: «Почерневший лицом от солнца и ветра шерп эвакуирует на своей спине альпиниста».

      Вскоре трава кончилась, вышли на песок. Легче не стало. Зыбучая почва лишала ходока с грузом на спине равновесия. Тут ещё корни какие-то повсюду. Но он неотступно, как заведённый, пёр по намеченному курсу.

      Порыв ветра поднял тучу песка и бросил на путешественников.

      – Откель песок-то? – удивилась баба Катя.

      – Так пустыня началась, Сахара! – ответил Сабир, отплёвываясь. – Не видишь?

      – А то!.. – обиделась старуха. – Прозрела у тя тут на шее.

      – Прости…

      – Бог простит.

      Она давно уже поняла, что забрели они куда-то не туда. Сбились с пути. Иначе давно бы дошли. Боялась не только вслух сказать, но и себе признаться. С прежними глазами-то не допустила б такого. «Расхвасталась: и без глаз каждую кочку вижу! А теперь хоть помри у него тут на спине от стыда и позора!» – думала она, и слёзы закапали проводнику на спину.

      Но он не заметил, споткнулся о корягу…

      Что интересно, в жизни до этого, споткнувшись, поскользнувшись, оступившись, ни разу не падал. Взмахивал руками-ногами, как крыльями, балансировал корпусом и выворачивал из любого пике. По крайней мере, не помнил нелепых, «штатских» приземлений. Он всё внештатное, нелепое называл штатским. А тут грянул со своей ношей в безбрежный простор пустыни, то есть, если быть точным, ткнулся носом прямо в горячий песок. Неловко так, бестолково, только и успел воскликнуть при падении:

      – И-и, Алла!

      Бабка же, как он ни пытался удержать её, вылетела из своего насиженного седла и закувыркалась, точно перекати-поле.

      – Жива? – спросил он, когда полёт закончился, и оба они замерли в неподвижности.

      – Кажись, да… – застонала минуту назад благополучная пассажирка. – Только головой о што-то твёрдое тюкнулась. А ты?

      Он не ответил.

      – Э-эй! – испугалась она.

      Отозвался Сабир не сразу. Положение у него было не самое радужное – подвернул капитально ногу.

      – Не шею же, – зауспокаивала она, узнав, в чём дело.

      Нога