Аойя. Приключения Андрюши и Кати – в воздухе, под землей и на земле. Кузьма Петров-Водкин

подошло к закату. Облака, подобные гусиным крыльям, протянулись по небу.

      Пролетали над равниной, изрезанной зигзагами рек. Вдали, на противоположном солнцу горизонте, блестели какие-то точки.

      Андрюша посмотрел в трубу.

      – Это снежные вершины гор! – сказал он, передавая трубу Кате.

      Солнце скрылось. Стало прохладней. Зажглись одна за другой звезды.

      Катя убрала посуду и еду, и усталость стала слипать ее глаза.

      – Сейчас мы устроим ночлег, – сказал Андрюша.

      На диванчике быстро соорудилась постель для Кати из теплого пледа и подушки. Андрюша огородил диванчик ящиками и мешками, с подветренной стороны перебросил непромокаемый холст, – чтоб было теплее, и когда все было готово, он сказал, что утро вечера мудренее и что пусть Катя спит так же спокойно, как у себя дома, а он, Андрюша, будет бодрствовать, потому что он не устал еще.

      Катя помолилась:

      – Добрый Господи, Андрюша и я в Твоей воле. Спаси нас, Добрый Господи, и не дай погибнуть, – прошептала она новую молитву и легла в новую кроватку между небом и землей.

      Над ней светились звезды и кругом было только небо, и казалось Кате, что это волшебный сон…

      – Покойной ночи, Андрюша, – сказала она; закуталась в плед и закрыла глаза…

      Вскоре Андрюша услышал ее покойное дыхание, а сам устроился на ящике, облокотился на борт корзины и стал смотреть в темноту наступившей ночи.

      Внизу была сплошная тьма и только далеко впереди земля казалась освещенной. По мере движения шара свет становился яснее.

      Андрюша прислушался. Сквозь редкий шорох веревок мальчику показалось, что из освещенного на земле места доносится глухое жужжание, похожее на пчелиный улей. Жужжание становилось яснее, и в трубу Андрюша различил приближение большого города. Сердце его учащенно забилось в надежде на спасение.

      Вот стали видны освещенные полосы улиц, круги площадей. Видны были проходящие улицами трамваи и черные движущиеся точки людей.

      Слух различал уже дребезжание звонков, гул человеческих криков и, наконец, вырвавшись из общего шума над городом, к небу, к Андрюше поплыли звуки колокола.

      Каждый удар отчетливо подымался от земли, будто возвещая близкую радость оторванным от нее детям.

      – Что надо сделать? – тревожно шептал Андрюша. – Кричать?! Но кто же услышит? А если и услышит – кто же поможет? Да и как помочь?

      И мальчику стало тяжело до слез от разбивающейся надежды на спасение.

      Звон стал глуше… Он удалялся, словно прощаясь с брошенными на произвол ветра нашими друзьями. Андрюша не выдержал, и слезы сами собой потекли из его глаз.

      Когда он устыдился своей слабости и поднял голову, свет уже оставался далеко сзади, и была снова тишина, в которой можно было расслышать тихое дыхание спящей Кати.

      – Что я делаю? Как можно предаваться отчаянию? – упрекнул себя Андрюша. – Ведь на мне все надежды более слабого человека… Что же