Убийство в Невском переулке. Игорь Москвин

вопрос ответа не будет, – Иван Егорович в одной руке держал чашку, в другой блюдце.

      – Отчего?

      – Как отчего? – искренне удивился начальник станции. – Преступник мертв, и мысли его теперь недоступны.

      – Теперь мой черед задать тот же вопрос: отчего? – возразил Путилин. – Иной раз мы можем найти ответ у самого убитого.

      – Странно слышать такое из уст начальника сыскной полиции.

      – Ничего странного не вижу. Хотите, мы узнаем у убитого ответы на некоторые вопросы?

      – Каким образом? Не гаданием же?

      – Отнюдь, вот давайте начнем с малого.

      – Хотелось бы послушать.

      – Скажите, Иван Егорович, вы в присутствии доктора и господина Жукова опознали в убитом Прохоре Кузмине человека, которого господин Перышкин называл Афанасием Львовичем.

      – Совершенно верно.

      – Вы не откажетесь от своих слов?

      – Конечно, нет.

      – Но вот странность, Петр Трофимович Иванов, проживающий в Ланской, в предъявленном ему трупе не признал пассажира, который ехал с ним первым классом и, более того, напротив него.

      – Почему? Может быть, Петр Трофимович плохо рассмотрел пассажира, сидевшего напротив?

      – Не возражаю, тем более он созерцал целых двадцать минут, а вы сколько?

      – Иван Дмитриевич, я не могу отвечать за господина Иванова, бог тому свидетель, но я видел Афан… этого, ну, Кузмина не один раз.

      – Понимаю, но вот вторая странность: Прохор, то бишь Кузмин, не просыхал три дня и три дня не казал носа из заведения на Сенной, где спускал деньги после удачно прокрученного дела.

      – Господин Путилин, – голос Минца дрогнул, – вы хотите сказать, что я мог ошибиться?

      – Нет, Иван Егорович, я хочу сказать, что ошиблись вы намеренно.

      Начальник станции вскочил, руки дрожали так, что он пролил чай не только на сюртук, но и на брюки.

      – Это переходит всякие границы, – чашка с грохотом опустилась на стол. – Я вам помогаю, и я же становлюсь в чем-то виновным…

      – Нет-нет, Иван Егорович, успокойтесь, просто я хочу для себя прояснить, почему два описания двух разных свидетелей так разнятся? Не скажете, почему?

      – Этого я знать не могу.

      – И самое странное, мы приходим арестовывать преступника, а нам достается холодный труп. Неужели злодеям мало доли в деле и они решили ее увеличить, ведь половина лучше трети?

      – Конечно.

      – Но есть еще одна странность, Петр Трофимович описал внешность человека, ну прямо копию, некоего Сеньки Хохла: прямой шрам под нижней губой, отсутствие передних зубов, серые глаза, нос с горбинкой, тонкие брови, словно прочерченные над глазами одной линией. Абсолютно точный портрет, – Иван Дмитриевич бил наугад, хотя описание и подходило под Семена Днепровского, прозванного Сенькой Хохлом, – и нам не составило труда привезти его сюда. Очень охоч Сенька до женской ласки, и после удачного дела где его можно найти, Миша?

      – В публичном доме на Моховой.

      – Губит Сеньку привычка, – Иван Дмитриевич показал