Пороховая Луна. Дэвид Пэдрейра

низин, где прошла его юность.

      Стерев пот с ежика волос на голове, вот уже неделю не стриженного, он посмотрел в небольшое зеркало на шкафчике. И увидел, что седина продолжила свое наступление на макушку. Это началось пару лет назад. Седой волос там, потом здесь. И еще, и еще. Они множились, растекаясь от висков по кругу и вверх, будто армия, берущая в осаду крепость. Возраст объявлял ему войну. И не только волосы. Годы неумолимо вгрызались в мышцы и сухожилия Дэкерта, и теперь он уже не мог себе позволить не бриться больше пары дней, иначе видел перед собой в зеркале сверкающую седую щетину, манящую его в дальние дали. Он вымотался. Знал, что восстанавливаться после сегодняшних прыжков он будет куда дольше, чем хотелось бы, – дни, а не часы. Будет хромать, с больными коленями, даже в этой слабенькой гравитации в одну шестую земной.

      Он отмахнулся от жалости к себе. Из этого ничего хорошего не выйдет, особенно в этой колонии, населенной постоянно перерабатывающими лунными горняками, которым недоплачивают. Как и с сидящими на Земле бухгалтерами, которые только и подсчитывают выработку, не желая принимать во внимание никакие отказы. Там, на Земле, им все хочется, чтобы «Спокойствие-1» выдавало больше, чем китайцы. И они очень настойчивы в этом.

      – Хреново выглядишь, – сказал Уотерс.

      – Я в курсе.

      В сотый раз Дэкерт задумался над тем, имеют ли люди там, дома, хоть какое-то представление, что это значит – жить на Луне. Вспомнил потертую распечатку с лазерного принтера, которую увидел несколько лет назад в космопорте Лас-Крусес. Трое горняков на вершине лунной горы, в сверкающих на солнце шлемах, будто воины-спартанцы в скафандрах, готовые защитить небесное Фермопильское ущелье. Наверное, ребенок, глядя на этот плакат, решит, что это круто – провести пару дней на Луне, добывая неземное топливо, дабы спасти родину. Видели бы эти земляне его и Вернона сейчас, в тесном тоннеле, ведущем к Главному карантину, будто пассажиров на автостанции, но с угольно-черной пылью в волосах.

      Он принялся с трудом вытаскивать правую руку из рукава скафандра, но его пилот не заметил этих усилий. Уотерс рукой не пошевелит, если в этом нет нужды: бережет силы, как старая ящерица, ждущая, когда выйдет солнце. Это немного раздражало, но в случае неприятностей Вернон Уотерс был лучшим, кого можно было сыскать на Луне, самым востребованным пилотом из всех, кого знал Дэкерт. По рукам Уотерса пробегали волны мышечных сокращений, он покачивался, держась за поручни, спиралевидные татуировки на его черных бицепсах подрагивали, будто змеи. Уотерс делал по две сотни отжиманий в костюме весом с его тело при земной гравитации каждый день и гордился этим. В плечах был шире бочки для виски, и ему приходилось проделывать акробатические трюки, чтобы пролезать через некоторые из люков, те, что поменьше. Глаза с тяжелыми веками, прическа под Джимми Хендрикса – те, кто его не знал, чертовски его боялись. Дэкерта всегда занимал вопрос, влияет ли на него пониженная гравитация так же, как на остальных. Казалось, он даже подпрыгивал меньше.

      Уотерс