Экспансия-2. Юлиан Семенов

в Рио?

      – Вместе выйдем, дружище, выйдем вместе, куда мы друг без Друга? Одно слово – братство… Ладно, пойду к себе спать…

      – Знаете, я все же пойду с вами… Я укутаюсь пледом и сяду возле иллюминатора, что-то мне не хочется лететь одному.

      – Попросите снотворного. Здесь дают снотворное. И проснетесь, когда взойдет солнце. Хоть мы и бежим от него, оно все же скоро догонит нас… И под крылом будет не безбрежный океан, а земля, все не так безнадежно… Никогда не садились на вынужденную?

      – Нет. А вы?

      – Дважды.

      – Страшно?

      – Нет. В последний момент, когда ясно, что пожар не затушить и мотор весь в черном дыму, не страшно. Во-первых, это мгновения, доли минуты, а потом чувствуешь себя как спортсмен перед прыжком с трамплина: готовишься к спасению, придумываешь тысячу версий, тянешься к выходу, чтобы прыгнуть в самый последний момент – как раз перед тем, как самолет врежется в дом, гору или сосну… Столько напридумываешь, так перенапряжешься, что потом, когда летчики чудом усаживали машину на поле, тело болит, как после игры на чемпионате…

      – По-прежнему играете в теннис?

      – Начну… Последние месяцы я был не в форме…

      Ригельт достал из портфеля бутылку:

      – Пробовали? Это «виньу верди»; мой портье не произносит «в»; вместо «вино» говорит «бино», вместо «верди» – «берди», смешной старик. Разопьем? Чудо что за напиток…

      – Спасибо, не хочу.

      – Как знаете. Но я вам оставлю глоток. В самом деле не пробовали?

      – По-моему, нет.

      – Его подают к жареным сардинкам, очень распространено в Лиссабоне…

      – Каплю попробую.

      Ригельт сокрушенно вздохнул:

      – Салфетка нужна, оно шипучее, обрызгает…

      – Платок не подойдет?

      – И это вы предлагаете адъютанту Скорцени?! Он бы меня публично унизил за такое предложение. Вы не представляете себе, как он утончен, когда речь идет о застолье… Впрочем, не только о нем одном… Послушайте, Браун, попросите у стюарда салфетку, два высоких фужера и, если есть, соленый миндаль…

      – Соленый миндаль не обещаю.

      – А вот и не убежден, что вы правы. На таких самолетах вполне могут быть деликатесы, они же не зря делают посадку в Лиссабоне, загружают любопытную пищу, что вы хотите – жители океанского побережья…

      – Хорошо, попрошу. Что еще нужно к этому зелью?

      – Жареные сардины, но это, как я понимаю, невозможно.

      Штирлиц поднялся, пошел в голову самолета; там, за загородкой, сделанной из тонкой фанеры, облицованной пленками с картинками испанских городов, сидели два стюарда; здесь же был небольшой рефрижератор для бутылок и полки, в которых хранились бутерброды, взятые на борт во время часовой стоянки в Лиссабоне.

      – Мой сосед отчего-то убежден, – сказал Штирлиц, – что у вас есть соленый миндаль…

      – Вот уж чего нет, того нет, – ответил стюард, что подходил к Штирлицу, – очень сожалею, сеньор.

      – Значит, и сардинок нет?

      – Сардинки