Другой барабанщик. Уильям Мелвин Келли

«скверным» и «спятившим», и мальчику просто хотелось получить какое-то объяснение его поступка, чтобы он смог защитить своего друга перед другими взрослыми, чтобы он мог им возразить, когда они начнут обзывать его снова: «Никакой он не спятивший и вовсе он не скверный. Он это сделал, потому что…»

      Нагнав обоих негров на шоссе, он позвал их, но они не обернулись, не остановились и никак не дали понять, что услышали его крик. Тогда он схватил Такера за фалду куртки и потянул, точно поводья, чтобы его остановить.

      – Возвращайся, мистер Лиланд. Давай, послушай меня.

      – Почему вы уходите? – Мальчик высморкался и склонил голову набок. – Ты же не скверный, да, Такер?

      Такер остановился и положил руку мальчику на голову. Мальчик напрягся.

      – Они так говорят, а, мистер Лиланд?

      – Да, сэр.

      – А сам ты как думаешь: я скверный?

      Мистер Лиланд заглянул Такеру в глаза. Они были большие и блестели.

      – Я… А почему ты поступил так скверно и безумно?

      – Ты же еще маленький, да, мистер Лиланд?

      – Да, сэр.

      – И ты еще ничего в жизни не терял?

      Мальчик не понял вопроса и промолчал.

      – Возвращайся!

      Он попятился, сам того не желая, но и не решаясь уйти, а получилось так, как будто непреклонный тихий голос Такера оттолкнул его, подобно сильному порыву осеннего ветра. А потом он ощутил отцовскую руку на плече – она не давила, не направляла его, а словно сама была ведомой им, словно его отец был слепец, а он его поводырь. Потом сильные руки подняли его в повозку, он поежился от холода, и папа дал ему свою куртку, и он согрелся, не столько от плотной промасленной ткани, сколько от знакомого запаха отцовского тела: табака, пота и земли. По дороге к мистеру Томасону он уснул, положив голову на мускулистое папино плечо. Когда все вылезли из повозки, папа передал поводья мистеру Стюарту, а тот предложил отвезти их до дому.

      – Нет, спасибо, Стюарт, мы приехали сюда на своей кобылке.

      В холодном сумраке ночи они обошли кругом магазин мистера Томасона, нашли свою лошадь там, где папа ее привязал к кривому кусту, и папа сначала усадил сына на лошадь, а потом и сам сел в седло, и через пару минут они уже сворачивали с шоссе на свою дорогу, и им надо было проехать расстояние чуть короче, чем до поля Такера, и тут мальчик проснулся.

      – Папа?

      – Что, Гарольд? – И он почувствовал около своего уха теплое отцовское дыхание.

      – Такер мне сказал, он что-то потерял.

      И тут мальчик вспомнил, что на самом деле это Такер у него спросил, не терял ли он чего-нибудь в жизни. – Он сказал, что я еще маленький и еще ничего не терял. – Отец молчал. – Что он имел в виду?

      Он прямо почувствовал, как отец усиленно думает.

      – Папа, я же терял какие-то вещи, да? Ну, там, стеклянные шарики или тогда я потерял четвертак, что ты мне дал. Это значит терять что-то в жизни?