Небо на троих (сборник). Сергей Филатов

брось ты все это, потом постираешь! Ну, нельзя же так!..

      – Как?

      – Неужели ничего интересного в жизни нет?

      –.

      Понимал он, конечно, всю глупость и необоснованность своих претензий, но тянуло куда-то, что-то новое узнать, увидеть. А когда на пенсию пошел, вообще нестерпимо стало.

      – Ну чего ты из угла в угол шатаешься? Сядь – посиди, телек включи…

      – Да не могу я, там одно и то же – то Турецкий, то Каменская!

      – А тебе что нужно?

      – Не знаю!..

      То ли от беспокойного характера своего, то ли от внутренней неудовлетворенности начал он даже какую-то прозу писать, сам читать любил, вот и потянуло. Сходил на заседание местного литературного объединения, а поскольку привык все «делать хорошо либо никак», а уровень местных литераторов, мягко говоря, «оставлял желать…», то захотелось какой-то более профессиональной оценки своего творчества. Познакомился с преподавательницей из местного педуниверситета. Ей лет тридцать – тридцать пять, не больше. А уже кандидат наук, филолог… Приятная собеседница к тому же, одинокая и симпатичная.

      – Вы знаете, ваш сюжет интересен, однако, мне кажется, не прописан до конца. Вот ваш главный герой, он слесарь, а говорит, как старый московский интеллигент. Вот он одинок у вас, но это одиночество какое-то частное… А вы никогда не задумывались, сколько в мире одиноких людей? Вот вы… Вот я… И каждый из них одинок по-своему. Но в то же время, есть что-то общее, что объединяет их одиночества. Это, прежде всего, непонимание окружающих. А ваша героиня…

      – Вы, наверное, правы… Только вот, образования-то у меня специального нету, потому и брожу, как впотьмах. Точно котенок слепой…

      – А я вам книжки специальные дам, по теории прозы…

      Книжки книжками, а жена не то чтобы приревновала, но при случае не преминула поддеть, – Опять к своей училке молоденькой побежал!..

      – Побежал, тебе-то что?

      – Скатертью дорога… Слушай, а может ты насовсем туда переедешь?

      – Будешь пилить – перееду.

      – Дурак!..

      – Сама…

      – Вот и договорились.

      Слова словами, а осадок в душе остается. Как-то психанул Человек, взял да и переехал к училке. Сначала все вроде бы наладилось, но сын на него сильно обиделся. За мать. Совсем разговаривать перестал. Да и сам он себя виноватым чувствовал.

      – Ты пойми, сынок…

      – Не хочу. Сами накосячили, сами и понимайте.

      – Не надо сердиться, всяко в жизни бывает.

      – Всяко да не у всех.

      Словом, запил Человек. Училка терпела, терпела, да только любому терпению конец приходит, собрала вещи – вот Бог, вот порог!

      Куда идти? Не к жене же возвращаться… К сыну тоже стыдно. Вот и пошел бомжевать.

      Сначала в теплотрассе жил, потом менты забрали: месяц отсидел в приемнике, выпустили. Теперь вот поселился в подвале, здесь вроде не трогают, да и соседи не гонят, понимают…

      Не знаю, как Марковна узнала такие подробности о нем, человек-то он неразговорчивый, впрочем,