Дети Третьего рейха. Татьяна Фрейденссон

чуть ниже плеч, острый, несколько хищный нос, правильные черты лица – и никакого броского макияжа: лишь прозрачно-розовый блеск на губах. Украшений тоже нет. Когда она поджимает губы, то ли освежая блеск, то ли сдерживая улыбку, я вижу, что в уголках губ, куда тут же сбегаются морщинки, таится жесткость. Но это лишь мгновение. Элизабет, хихикая, целует Сергея и жмет руки операторам. И уже через мгновение бросается вдруг целовать меня: «Как же вы мне нравитесь!» А еще через секунду уже несется к незакрытой двери и с силой захлопывает ее: «Ой, холодно! Дует!» Мгновение – и она уже плюхается радом со мной на диван. А потом снова резко вскакивает и бежит включать свет, поясняя: «Тут темновато».

      Мы с ней говорим по-английски. У нее очень правильный и понятный английский, – так, четко артикулируя слова, на этом языке говорят те, у кого родной язык немецкий.

      – Какая вы красивая, – охает Элизабет. – Знаете, у меня была очень красивая мама, я покажу фотографии. Она просто королева красоты, представьте себе!

      Прожигая операторов гневными взглядами, я стараюсь намекнуть им, что мне кажется важным начать фиксацию всего происходящего на камеру.

      А Элизабет тем временем успевает заметить интерес Сергея к фигуркам, стоящим на полках, – и тут же срывается с места, чтобы помочь ему, показать всё, похвастаться. Тот совсем не против, хотя, по глазам вижу, несколько ошалел от сходства нашей героини с рейхсмаршалом.

      Геринг перебирает фигурки, протягивая каждую Браверману, – так ребенок делится конфетами.

      – Это всё – местного производства, перуанская керамика. Вот та статуэтка тоже перуанская (она крутит в руке какого-то маленького идола, выточенного из слоновой кости), но я не знаю, к какой племенной культуре принадлежит. Знаю, что она очень старая, доколумбовых времен – оттого и дорогостоящая. Она постарше всех нас вместе взятых.

      – Где она ее купила? – интересуется Браверман. – Очень красиво!

      Перевожу вопрос. Геринг приятно, что она произвела впечатление своей коллекцией:

      – Это всё досталось мне от дяди, не того, о котором ты подумала, а от инженера, к которому мы сюда приехали в Перу. Он не родной дядя – просто хороший человек, друг семьи, сочувствующий. После войны он помогал многим людям.

      Короткая, но емкая пауза. Что она хотела сказать: нацистам? их родственникам?

      Элизабет продолжает:

      – Этот наш друг помогал людям после войны покинуть Европу, потому что там в нищете и разрухе, да еще с моей фамилией, ловить было нечего. Он помог нам с мамой и бабушкой перебраться в Перу: мне было шесть лет. Воспоминания об этом путешествии в Перу у меня такие. Из Австрии мы выехали в Италию, добрались до Генуи. Оттуда собираемся отплыть в Лиму. Гигантский корабль. С флагами. На причале – что-то вроде прощальной вечеринки: кто-то смеется, кто-то рыдает в голос… Корабль назывался «Америго Веспуччи». Я помню, как мама и какие-то взрослые вечерами обсуждали, что Гитлер – имя, которое я слышала с детства, – тоже куда-то уплыл,